В американской армии и полиции нет стандартного личного оружия. Офицер приобретает ствол в соответствии с личным вкусом и в пределах одобренной руководством суммы. Поэтому сейчас барная стойка Вигвама ощетинилась всей красой американского и европейского оружейного мастерства. Вышвырнутый из зоны личного комфорта бармен громко вызывал милицию. Охранники брезгливого юноши, наконец вырвали своего клиента из охапки Бендера и вытянули из подмышек стандартных макарычей. Джейк глянул на меня с досадой и всплеснул руками расхожее американское «вот да фак».
Пришло время срочно звонить Ильдару — вигвам был на пороге серьёзного международного конфликта. Почти уверенный, что хлыщеватый контразведчик Шпиги по-крайней мере понимает по-русски и я быстро двинул в приватный вотер-клозет. На всякий. Спускаясь по винтовой лестнице бросил на лейтенанта быстрый взгляд. В правой руке Шпигельмана был несуразно великий магнум, а в левой граненный тамблер со льдом и виски. Сраный ковбой.
Шпиги цепко посмотрел мне вслед.
* * *
Уткнувшись носом в дверь с улыбающимся индейцем и надписью «только для вождей» я шустро набрал Ильдара. Дверь с надписью «только для скво» слегка скрипнула за моей спиной, я испуганно обернулся и утонул в ауре выскочившей оттуда маленькой Наташи. Русская девочка-негр была в центре мужского внимания весь вечер и это по-особому меня возбуждало.
— Мне так страшно, что я чуть-чуть не обсикалась!
Маленькая чёрная киска мягко прижалась ко мне. К великой радости она оказалась чуть ниже ростом и мне было чрезвычайно волнительно коснуться её вздорного коричневого носика моим вспотевшим клювом.
«Обсикалась. Чуть не обсикалась» — слова вновь звякнули в голове. Наверху разворачивалась курская дуга, контракт века был под угрозой, а я вдруг представил, как она поднимает юбку, стягивает на лодыжки белые кружева, сжимает коленки цвета кофе с молоком и звонко сикает в сверкающий эмалью унитаз вип клуба. Быстро пихнув мобилу в задний карман, я сжал Наташу в объятиях и шепча: «ничего не бойся, не надо ничего бояться» толкнул её спиной дверь «только для скво».
В помещении для скво висело гигантское зеркало. Под ним стояла корзина пластиковых гладиулосов, как в гримёрной для актрисы второго плана. Натаха механически стянула юбку и трусики и уткнулась лицом в букет. В зеркале отразилась её каракулевая макушка и мои глаза-чикатилы. Передо мной возник черный квадрат Малевича. Чернота квадрата неравномерна. Так же и маленький, почти мальчишечий стан негритянки был неравномерно коричневым. Чем ближе к астралу таинства и грехопадения, тем темнее была её кожа. Сам центр черного притяжения, был явно нещадно и регулярно эксплуатируем и имел замшево потрёпанный вид. Так выглядят девичьи полусапожки после необычайно снежной и долгой зимы. Чтобы зеркальный дебил с глазами навыкате перестал на меня таращиться, я зажмурил глаза.
«Ооо — фффак!» с рязанским акцентом произнесла маленькая Наташа. Ооо — щит!
Я постарался отвлечься от банальности её лингвстической обывательщины, и сжав малюсенькие шоколадные грудки, вознёсся ввысь.
«Осторожно, осторожно не сорви мне шиньон» — зашептала она совсем.
Когда я сделал вторую попытку оторваться от земли в кармане зазвенела чёртова мобила. Перезвонил встревоженный моим пустым прозвоном Ильдар.
«Ооо щит родины!» — взревел я и судорожно получил то чего так страстно вожделел весь вечер.
Ну, поймите, о каком макинтоше могла идти тогда речь?
3.23
Утром по радио сказали, что в Нью Йорке продолжается небывалая снежная буря. Видимость почти нулевая, а дороги на глазах покрываются коркой льда. Уже в такси Анна резко отвернулась к окну. Прятала слёзы. Меня почему-то это разозлило.
— Ну хорошо, хорошо — к чёрту аэропорт я никуда не поеду. И точка. Остаюсь.
Некоторые женщины становятся ужасно некрасивыми, когда плачут. Только не Анна.
Её глаза обрели маслянисто гипнотический отлив. Штормовой шквал моей злости вдруг опал щенячьей лужицей. Стало стыдно и горько.
— Ну прости, Анюта, я грязная скотина!
В её глазах вспыхнул и отразился весь мой промискуитет. От ворот Зангиоты до блеснувших холодным серебром щупов дарханского доктора. К ней быстро вернулась обычная деловитость:
— Давай-ка паспорт и билет ещё разок. Проверю.
Я вытянул книжечку Аэрофлота и зелень паспорта из солдатского рюкзака.
Анюта ловко скинула слезинку из уголка глаза умудрившись ничего не размазать и стала по-таможенному сверять фотку в паспорте с оригиналом. Потом с плохо скрываемым скепсисом подвела итог:
— Нда. Голубоглазое такси. Эти линзы теперь нельзя снимать минимум сутки — до самого Ню Йорка. Выдержишь?
Хотел нахвастать ей с три короба о том, что уже приходилось выдерживать в жизни, но вместо этого я просто сухо кивнул. Выдержу. Нам бы до Москвы, а там рукой подать.
Анна наклонилась к вознице:
— Сейчас уже двенадцать. А самолёт у нас в час двадцать. Вы не могли бы как-то по шустрее?
Ямщик недовольно пожал плечами и прибавил газу.
Я глянул в окно. Анексия уже вовсю шуршала по Шотику. Минут пятнадцать и аэропорт. Вспомнил сцену из кино где пилоты лихорадочно готовят самолёт к аварийному взлёту. Вокруг аэропорта — сплошной апокалипсис из огня и лавы. Лётчики лихорадочно щелкают тумблерами, запуская сотни процессов. А перед ними тревожно мигает табло: «К взлёту не готов! К взлёту не готов!». Вдруг болезненно ощутил — к взлёту не готов. Совсем.
— Аня, я никуда не поеду!
Анна внимательно изучила моё выражение лица. Проводила диагностику. Потом неожиданно закатила мне звонкую оплеуху.
— Ты что ищешь новый способ самоубийства? Будь мужиком! Это не бегство, это эвакуация, если хочешь.
Ролевая игра где Анна жёстко доминирует навязана мне с первых дней нашего знакомства.
— Анна, я и дня не хочу жить без тебя, слышишь? Как же я теперь?
Моя половинка одарила меня красноречивым взглядом. Я бы ещё одну оплеуху предпочёл такому взгляду.
— А как же теперь я?
Водителю наскучила наша антреприза и он врубил радио.
Из приёмника за меня сразу бодро вступился В.Цой. «Мой порядковый номер — на рукаве!»
— Хорошо, давай я помогу похоронить Малявина, а потом полечу. Ну не по-людски это. Как брат он мне.
Глаза Анны вновь подозрительно блеснули.
— Сама всё сделаю. Похоронить помогу. Денег немного завезу родне. Лучше одни похороны, чем целая серия. Хватит с нас одного Малявина. Тебе необходимо лететь. Прямо сейчас. Это твой единственный шанс.
— Почему вечно самое тяжёлое остаётся разгребать тебе, Анна?
Пришло время получать пряник, и подруга нежно поцеловала меня в шею.
