* * *
Думал на том дело и кончится — ан нет — мстительный он был, Баходырыч-то наш. Интриган Ришелье.
Сначала одно нарушение — до стрижки с биркой на строевом смотре докопался. Волосы длинные, бирка выцвела. Длинные это если ладонь на башку положил и между пальцев больше миллиметра торчит — космы рокнролла. Оброс.
Поэтому раз в две недели полагается космы брить. Тупым лезвием под холодной водой — так быстрее, если вам лень воду нагреть и хитроумным способом у того, кто побогаче лезвие поострей выкружить.
А потом кто-то отрядному по доброте стуканул, что я курил в строю. Ну дали докурить — там всего-то было полторы затяжки — ну что мне чинарить это надо было, что ли?
Хотя мне до тех актов что? Все равно возврат с колонки — это звонок по любэ. Сидеть мне в этот раз хоть с актом, хоть без акта, до самой последней минуточки. Как с гуся с меня вода. Настоящий преступник. А посадят в шизо — так там и на работу ходить не надо, а кормят. Так что у тебя еще в колоде, отрядникджан?
И вот тут — то он меня в прядильный цех и заколдовал, супостат. На сто тысяч световых лет проклятие наложил.
* * *
Знаю, знаю, что большинство читателей профессиональные прядильщики и ткачихи, но все же опишу процесс. В двух словах, буквально.
Консерваторы из зангиатинской администрации упорно не хотели обновлять фабричное оборудование. Поэтому весь процесс производился на оригинальных аглицких станках середины конца девятнадцатого века. Раритет. Радость коллекционера. Аукционный материал. Эль-классико.
Света в цеху тоже почти не было — пылюга толстым слоем покрыла лампы дневного света, которые в далеком прошлом могли кое-как светиться мертвенно бледным лунным светом.
Шум в цеху стоял такой, что большинство работников быстро открывали в себе нативные способности к сурдопереводу.
Но это была не главная проблема. Ко всему этому можно было со временем привыкнуть. Сложно привыкнуть было к полному отсутствию в прядильном кислорода.
Этот эффект достигался тем, что под станки, горячие как асфальт летом, все время подливали воду из ведра. Вода испарялась, влажность впитывалась хлопком, и нитка реже рвалась в ходе обмотки. А хлопок у нас тут был совсем никудышный.
Все первые и вторые сорта, собранные нежными ручонками выгнанных на пахту малолетних узбекских школьников, юртбаши бойко продавал оборотистым английским, да голландским купцам. Поэтому в прядильный Зангиоты привозили сметенный с земли остаток, процентов на пятнадцать состоящий из жмыха и растертой в порошок желтоватой глины.
Пыль быстро смешивалась с испарениями вечно подливаемой воды и, собственно, составляла агрессивную атмосферу прядильного, которая мало чем отличалась от марсианской.
Посади в прядильный талантливых отцов русской литературы ужасов: Горького и Некрасова — вот уж они расписали бы вам.
Ну а раз удалось им избежать щупалец узбекского лесоповала — так и вам придется довольствоваться моим скудным рассказом забывающего русский язык студента-недоучки.
Плохо выбритый и полусонный мастер определил меня учеником к злобному мужику в самом дальнем углу цеха. На мужике скотским потом была налеплена майка, а из подмышек вырывались блестящие проволочные волосы, которые, при желании легко можно было уложить в стиле афро. У майки мужика был цвет пола под станком, так что можно было уверенно констатировать — мужик полностью мимикрировал под цвет окружающей среды.
Серый прядильщик сходу начал вводить меня в суть производственного процесса. Он много кричал и яростно жестикулировал. Я кивал только из вежливости, потому что не разбирал не единого слова. Когда он сделал, наконец, паузу, и глянул на меня в ожидании ответной реакции, я воспользовался вокабуляром Баева и показал ему международный жест глухонемых означающий: «да не слышу я ни хрена».
Тогда мужик злобно плюнул на пол, быстро обежал два раза вокруг станка, убеждаясь, что процесс прёт без перебоев, и грубо поволок меня к выходу.
Мы загасились на складе наполовину забитом пыльными хлопковыми тюками.
Я было вставил в рот окурок, но прикурить так и не успел — мужик его сразу вырвал, сунул себе за ухо и заорал, показывая на хлопок вокруг:
— Ты чо, совсем от шума охуел? Ты кто такой ваще?
Я поведал ему весь послужной список, так оно лучше, напрямую, чем он услышит потом от кого-то со стороны.
— Да. Прислали напарничка-козла, блин. Только шнырей краснопёрых мне не хватало тут, ага. Скорей бы комиссия уже. Заебало все. Отрядник говорит уже подал документы. Глядишь, к новому году дома буду. Соскочу на процент. Я — Басмач, па ходу!
Видимо на моем лице отразилось не то, что он ожидал и напарник продолжил:
— Басмач? Ты чо за Басмача не слыхал? Ну ты, блин, тормоз, василий.
Басмач быстро оглянулся вокруг и схватил ведро для подливания воды под станки. Он стал слегка постукивать по ведру на манер африканского там-тама. А потом вдруг запел неожиданно приятным голосом, глядя мне прямо в глаза:
Горит свеча палящим светом
Бандиты все давно уж спят
Вагоны мчатся полным ходом
Колёса мирно нам стучат
Один бандит он всех моложе
Повесил голову на грудь
Тоска по родине далёкой
Мешает бедному уснуть
Зачем, зачем ты мать родная
Зачем на свет ты родила
Костюм бандита мне одела
Костюм бандита мне дала
Костюм бандита все презирают
Нигде прохода не дают
Нас только в тюрьмы отсылают
Под суд гражданский отдают
Идёт бандит рубашка въётся
За ним с наганами идут
Поставят к стенке расстреляют
И на носилках унесут
А мы бандиты мы деловые
Но пушка тоже нас берёт
Но если кто-то нас обидит
С ножами кинемся вперёд
Горит свеча палящим светом
Бандиты все давно уж спят
Вагоны мчатся полным ходом
Колёса мирно нам стучат
Я никогда не был любителем арестантского шансона, но ведь всему на свете правильное место и время должно быть.
И то что звучит наивным примитивом для человека в галстуке, застрявшем в столичной пробке на красивой ауди, звучит как очистительная мантра где-нибудь на лесопилке или «складе гатовой протукции».
— Лох ты, что с колонки сбежал. Как она есть — лох. А уж если сбежал, то дважды лох, что сдался. Не протянешь ты в прядильном двуху ни разу. Слепишь ласточки, как стрекоза.
— А сколько протяну?
