— Да. Да. Скотина. Да. Сволочь.
Да. Да!
Ебанная ты проблядь!!! Еще. Уничтожу если остановишься сейчас!
Да. Даааддддаа… сука
Ди отпихнула меня пятками в челюсть и сжала свои красивые коленки.
Довольный проделанной воспитательной работой, я отвалился на подушки и стал наблюдать, слегка строя глазки — вона как мы можем. Богатыри!
Ди потянулась в постели, как сытая кошка.
— Спасибо, Кирюха! Спасибо, милый! Я подхватил шутку:
— Да что вы, девушка, я не Кирюха, Мефодий я Фессалоникийский
— Киборг ты македонский
От Ди снова повеяло холодом.
— Кирилл это мой мужчина. Настоящий мужчина. Любимый мужчина, понимаешь? К кому ты думаешь я бегаю в интернет-кафе?
Я быстро вспомнил как однажды столкнулся с Ди в интернет-кафе у её дома и как немедленно она меня оттуда выдворила. Вон оно в чем дело! И этот мозгляк — компьютерно-продвинутый монстр, неряшливый служащий кафе — её мужчина? Ее Кирюха? Да что же в нем такого? Хотя… Хотя он все знает про интернет, а вот я… Я вообще, кажется, ни хрена ни о чем тут не знаю. И мало что тут, на воле — понимаю.
— Этот турсук закормленный в интернет-кафе и есть твой мужчина?
— Сам ты барсук. Почту я там проверяю. В кафе. Яхуу-уу- мэйл. На парижском канале рекламу гоняли тогда — «Яхууууу!»
Во Франции он остался. Кирюшка мой. Мальчик. В иностранном легионе служит, между прочим. Сильный. Крепкий. Высокий. Все мои капризы терпит. Не то что ты. Бывший десантник. ВДВ!
Мы с ним однажды, второго августа, нагрузились и орали на Елисейских полях: «ВДВ! ВДВ! Дядя Вася!» Этот лозунг Ди выкрикнула настолько громко, что сама испугалась, и накинув халат на прекраснейшую из задниц известных человечеству — пошаркала проверять, не проснулся ли Алиненочек.
Наша кровать неожиданно завертелась как тренажёр для лётчиков-космонавтов. Сквозь пелену я слушал её исполненные нежности истории о Кирилле. Воплощенном аполлоне, которого Ди вынуждена была покинуть из-за моральных обязательств перед мамой и дочкой. В отличии от некоторых она как раз была таки способна на подвиг в личностных делах. Я лежал выброшенной на берег сардиной и, кажется, начинал уже смердеть. Как мне реагировать на её историйки?
Устроить сцену ревности, цунами коей я испытывал сейчас в каких-то прямо неимоверных пропорциях? Снова опуститься на колени и слюняво вылизать ей трехдневную небритость между ног?
В конце концов, я решил принять в семью этого легионера Кирилла, нагло ввалившегося в
нашу постель со своими потными солдатскими подмышками и стилизованной наколкой парашюта на загорелом атлетическом плече.
До Франции далеко. А я — киборг македонский и барсук фессалоникийский — вот он — рядышком. У меня есть преимущества. Довольно таки осязаемые. А ты — Кирилл — просто прыгающие буковки в яхумэйл. Яхуу!
Дальше видно будет, как карта ляжет. Нам бы, братцы сами знаете, до Москвы бы прорваться. А там уже совсем рукой подать.
* * *
Волевое решение развязало мне руки. Приняв ипостась немного завистливой лучшей подруги Ди, я долго ещё слушал о подвигах венценосного меченосца Кирилла и благоговейно поддакивал. Да. Бывают же такие мужики. Настоящие. Не то что нынешнее племя метрокиборгов и альфонсов.
Наконец, Ди — умиротворённая и удовлетворенная во всех отношениях, засопела. Иногда она не до конца закрывает глаза даже когда спит. И кажется, будто она тихонько следит за вами из-под длиннющих ресниц. Но вот если сопит — вот так, слышите, как сейчас — значит все таки уснула.
Приподнявшись на локте я долго смотрю на неё. Прощаюсь. Потом бесконечно долго душу её узкой бечёвкой типа тех, какими раньше завязывали коробки с тортом «Сказка». Ди хрипит и елозит по мне красивыми ногами.
В конце-концов, отказавшись от бечёвки, чтобы не портить её изящную шею странгуляционой бороздой, душу нашей большой мягкой подушкой. Положив подушку на лицо — стараясь не разбудить, я сажусь сверху, как это принято делать с вахабитами в спецподвале ТТ.
Задыхаясь, Ди изогнулась неестественной причудливой дугой и скинула одеяло на пол. У неё очень красивые бедра. Очень. А комочек фиолетового кружева она так и оставила на полу.
Я сдерживаю неимоверно унизительный порыв подобрать этот кружевной ультрафиолет и вдохнуть им, как мальчишка-ныряльщик за жемчугом на Фиджи. Я видел его фотку на рамблере.
От тела Ди исходит волнобразная магия. Ладно. Сегодня не стану ее убивать. Разве же можно — эдакую красотищу губить? В другой раз. Обязательно в другой раз. Едкая смесь ревности, ненависти, желания и унижения растворила меня на жалкие молекулы.
Я закрываю глаза и подсматриваю за сильным, высоким, раздетым до пояса голубоглазым блондином из бронзы — Кириллом, вставшим посреди комнаты как скала.
А вот Ди, одетая только в короткую форменную гимнастёрку иностранного легиона. Гимнастёрка застегнута всего на одну пуговицу. Хорошо видно что под развевающимся хаки у Ди ничего нет. Её волосы разметались по лицу. Ди колотит Кирилла по груди руками, пинает ногами, кусает и вообще — капризничает. Кирилл непокобелим.
Наконец, не выдержав, он поднимает ее на руки и сажает на высоченный барный стул. Она раздвигает свои безупречные сладко-пухлые недра, и там мелькает розовая призывная нежность. Кирилл по-солдатски чётко сбрасывает армейские штаны с ног, покрытых мышцами не меньше чем у мускулистого жеребца Амура Тимура, и вот уже вскоре мы все трое сливаемся в липком потоке постыдного предутреннего экстаза.
* * *
Утро — самая паскудная часть суток. У меня мозги ламповые. Им чтобы прогреться до рабочей температуры нужно пару часов и литр кофе. Но общество давно решило все за меня и я обязан подчинятся. Рабочий день начинается в девять и все тут. Да поймите же, кретины полуграмотные, у меня работоспособности выше, если дать мне выспаться. Что вам с того, что явившись на работу в восемь я буду два часа тупо смотреть в одну точку, стараясь не нанести не совместимых с жизнью ранений окружающим?
Мерзкий французский будильник Ди с надписью «Буиг».
Когда-нибудь, когда я стану очень богатым и сильным, я разнесу этот буиг об стену в брызги. И ещё, милашка Ди, навсегда закажу тебе упоминать об иносраных легионах сплошь состоящих из парашютных гандонов, сумевших таки достучаться в твою сладкую звездёнку.
Но пока — я гол, как сокол. Поэтому пора вставать и пилить через два квартала пёхом за свежей газетой. Работу необходимо найди во что бы то ни стало. Хорошую работу. Статус альфонса не просто некрасив, но ещё имеет ряд серьёзных неудобств для такой тонкой и властной натуры как я.
Умываясь в ванной теперь трепетно слежу — не позабыть бы не смытые сопли или капли зубной пасты в раковине. Поднимаю круг, ссу, опускаю круг. Тихо опускаю — а то так ведь финский унитаз можно расколотить.
