Ведьма бормотала себе под нос, Марьяна едва разбирала слова.
— Еще обереги ставят. От этого в семье родятся одни девочки. Чтобы мальчик родился, надо чтоб мужчина покой потерял.
Шаманка опустила голову, бормотание ее слышалось теперь безъязыким птичьим клекотом. Внезапно вздрогнув всем телом, она силой сжала руки Марьяны:
— Ты сделала! Кровь, черная вода! Расскажи, куда ходила, какой был заговор.
Марьяна в растерянности оглянулась на Свету. Шаманка вскинула сухую руку, прогнала подругу:
— Уйди! Уйди, не про тебя речь!
Света выскочила из комнаты, а Марьяна, запинаясь, стала рассказывать, как полтора года назад своими руками приготовила и подмешала в кофе мужу приворотное зелье, рецепт которого дала ей колдунья, похожая на сытого упыря. Она вспомнила, как незаметно высыпала стекло на банный коврик, чтобы добыть несколько капель его крови. Как читала над кофейной чашкой молитву, произнося слова в обратном порядке.
Шаманка смотрела осуждающе, цокала языком. Марьяна оправдывалась тем, что зелье не подействовало. В тот день у вокзала на Георгия напали, поранили ножом, ударили по голове. Нож прошел по ребру, муж всего пару дней полежал в больнице. И больше не вернулся к ней.
— Дурное зелье! Скажи спасибо, что ногти у тебя не выпали. И умереть могла, черное обратно бьет.
Шаманка привстала, провела руками над головой Марьяны:
— Колдовство не ушло. Тут, над тобой висит. Упадет — умрешь.
Во рту шаманки поблескивали золотые коронки. Марьяна испугалась, дыхание сдавило, сердце колотилось в горле. Физически она ощутила тяжесть, давящую на затылок, отдающую болью в позвоночнике.
— Сбросить надо колдовство, с тебя на другого. На того, кого ненавидишь. Тогда освободишься, начнешь жить заново.
Марьяна была согласна на все.
Светлана посовещалась с ведьмой, назначили стоимость обряда. Сумма оказалась не слишком значительной, но прежде чем отдать деньги, Марьяна потребовала объяснить, в чем будет состоять ритуал исцеления.
— Я вызову духов, — пояснила шаманка. — Они заберут колдовство и отнесут к твоим врагам. Им будет плохо. А тебе хорошо.
Муж шаманки принес чай, тарелку дешевых пряников. Марьяна побрезговала пить из выщербленной, плохо вымытой чашки. Света выпила. На улице стемнело, снег сделался сиреневым, местами черным. Во дворе, где лаяли собаки, тот же татарин развел костер, поставил прямо на снег табурет для Марьяны.
Происходящее напоминало дурной театр. Шаманка надела безрукавку из лисьего меха, головной убор, сплетенный из обрезков шерсти, птичьих перьев и волос, то ли конских, то ли человеческих. Она сунула в руки Марьяны большую иглу и тряпичную куклу без лица.
— Смотри в огонь. Думай о своих врагах. Женщину коли иглой в глаза, в живот и груди. Мужчину коли в глаза и в срамное место. Повторяй: «Жах елгын, жах елгын».
— Что это значит? — спросила Марьяна.
— Тебе не надо знать.
Когда шаманка начала свой танец, Марьяна почувствовала, как чужая воля подняла ее руку и вонзила иглу в голову куклы. В отблесках огня она видела лицо бывшего мужа, холодное и неприязненное. И другое, ненавистное ей лицо, похожее на мраморного идола. Губы идола кривились надменной усмешкой. Шаманка прыгала вокруг костра, звенела бубном, то вскрикивала, то бормотала невнятные молитвы на чужом языке. Под это бормотанье Марьяна погружалась в гипнотическую дрему. И колола иголкой куклу — в пах, в живот, в пустое лицо.
— Волк, — закричала шаманка. — Волк!
Марьяну вновь охватил бездонный ужас, табурет зашатался под ней, она упала на колени. Наконец, бубен умолк.
— Духи сделали. Кто-то из вашей семьи умрет, — прохрипела шаманка и распласталась на снегу возле костра.
Татарин подошел к Марьяне, грубо взял куклу у нее из рук:
— Платите и уходите.
Светлана торопливо отдала ему приготовленные деньги. Они вышли за ворота. Света села за руль.
Собаки, сидевшие тихо во время ритуала, снова начали лаять и рваться с цепи. Марьяне казалось, она слышит их лай, даже когда машина далеко отъехала от села.
Огненный тигр
— Как нравится тебе, юноша, мой Сократ? Разве лицо его не прекрасно?
— Необыкновенно прекрасно, — отвечал я.
— А захоти он снять с себя одежды, ты и не заметил бы его лица — настолько весь облик его совершенен.
Платон
Ночью из окна такси Георгий Максимович успел увидеть многоэтажки вдоль трассы да темные припортовые улочки района Султан-Ахмет. Но утром в гостиничном номере поднял штору и застыл перед открывшейся ему картиной. Жестянки ржавых сухогрузов покачивались на молочно-голубой воде залива. Стамбул покрывал холмы, словно вытертый до основы измятый шелковый ковер, пронизанный штопальными иглами минаретов. Медленный рассвет раскалял купола, ветер трепал белье на балконах и сдувал туман с Босфора, словно остужал имбирный чай.
Георгий сразу пожалел, что этот город, потертый и расхлябанный, как расшитые бисером туфли, по какой-то причине оставался на обочине его путешествий. Казалось, бывшая столица мира обесценила былую славу, превратилась в дешевый рынок ширпотреба. Но прошлого не избыть ни человеку, ни городу. Тень огромного, хоть и обветшалого величия окутывала купола и минареты, клубилась над Галатским мостом. На секунду изнутри грудной клетки Георгий ощутил, что путь его не случайно прочерчен через Стамбул.
Володя в последний момент включил его консультантом в межправительственную делегацию переговорщиков — продвигали инфраструктурные проекты вокруг газового путепровода. Что и когда из намеченного состоится, пока было неясно, но «застолбить участки» хотелось всем. Глобальные экономические векторы сдвигались к югу, вопрос был лишь в том, как быстро будет развиваться процесс.
Личное состояние Георгия за полтора московских года приблизилось к той планке, которую он в молодости наметил как вершину. Теперь эта сумма уже не казалась столь значимой и в координатах мировой инфляции, и по его собственным меркам. Но с изменением масштаба цифр он стал иначе смотреть на многие вещи. Он согласовал с Володей новую структуру холдинга, обеспечивающую легальный ход финансовых потоков. Марков, Эрнест, Казимир держали рубеж обороны. Максим учился принимать решения сам. Вдобавок Георгий наконец придумал, как вытряхнуть в свой карман пару миллионов с номерных счетов Майкла Коваля.
Когда-то деньги означали для него власть над обстоятельствами, теперь служили залогом будущей свободы. Важно было знать, что он сможет, бросив все, уехать в любую точку мира, залечь на дно. При желании заняться каким-нибудь приятным и не особо хлопотным бизнесом, например перепродажей антиквариата. Или просто начать путешествовать, меняя страны и города. Деньги хранились в надежных акциях, на номерных счетах, в паевых фондах, и даже потеряв половину, он мог сохранить привычный уровень дохода. На случай своей внезапной смерти он позаботился о будущем близких ему людей.
