– Я вас вижу, – сообщил оператор. – Занимайте места в камере согласно купленным билетам. Комп даёт добро на запуск.
Морев повернулся к пленнику:
– Как он оценивает наши шансы? Мы правильно рассчитали посыл?
Марьяна обменялась с ИсКром, лицо которого горело нечеловеческим энтузиазмом, несколькими фразами.
– Он говорит, что линия может ветвиться из-за девиации частоты передачи, но он сделал всё правильно.
– Что значит – может ветвиться?
Марьяна перевела вопрос капитана, выслушала ответ.
– Существует закон: будущее ветвится на столько вероятностных вариантов, сколько заложено в каждом мгновении. Абсолютной точности перехода добиться невозможно, машина хронопереноса либо гарантирует выход в определённую точку пространства, либо в определённый момент времени, но не одновременно.
– Принцип неопределённости Гейзенберга, – хмыкнул Махлин.
– Объясни.
– Я понял так, что перемещение во времени контролирует тот же закон, который описывает состояние элементарных частиц, в частности – электрона. Поэтому существует разброс в координатах выхода.
– Как же воррихо обходят этот закон?
– Они создают реперную сеть хронотрансляторов, которые жёстко привязаны и к месту в пространстве, и к определённому моменту времени. Кстати, Мари, спроси у него, как они определяют первоначальный выход? Посылают машину в будущее наобум, куда вынесет?
– Сначала посылаются зонды, – ответил ИсКр (губами Марьяны) с фамильярной важностью; он почувствовал свою необходимость и значимость. – Потом там возводится хронотранслятор.
– Понял, – кивнул Морев. – Надеюсь, мы попадём куда надо. Размещаемся.
Расположились в тесной камере, прижавшись друг к другу. ИсКр вёл себя спокойно, уверенно, не придавая никакого значения тому обстоятельству, что он пленник, и эта его уверенность передалась остальным десантникам.
Ренат, считая, что никто не видит, тихонько сжал пальцы Марьяны, стоявшей вплотную, лицом к нему, и почувствовал ответное пожатие. Сказал почти неслышно, касаясь губами уха девушки:
– Не бойся… мы это уже проходили.
– Успокоитель, – фыркнула она. – Побрился бы лучше, как все, – колешься.
Он и в самом деле решил оставить кольцевую бородку в отличие от Артёма, и по его мнению, бородка ему шла.
– Хорошо, как только вернёмся.
– Внимание! – раздался откуда-то сверху, из скрытых динамиков, голос Эдуарда. – Начинаю отсчёт.
Свет в камере медленно померк, стало темно, однако голос оператора был слышен хорошо:
– Пять, четыре, три, два, один…
Ренат почувствовал, что пол под ним проваливается, ахнула Марьяна, и сознание погасло, как пламя свечи от дуновения ветра.
Возвращение памяти и способности мыслить длилось чередой вспышечных ощущений: невесомость – бездна под ногами – удар по всему телу мягкой «тигриной» лапы – огонь в лицо – шипение пара – и затихающий гул крови в голове.
Рената шатнуло, но он устоял.
Удержались на ногах и десантники; всего в камере находились десять человек и один воррихо – ИсКр, который перенёс хронобросок совершенно спокойно.
В тесном пирамидальном склепе было по-прежнему темно, и Морев спросил:
– Что дальше? Как нам выйти?
– Должна сработать автоматика, – неуверенно ответила Марьяна после общения с пленником.
– Приготовились! – скомандовал капитан.
И тотчас же в ребристой стенке камеры протаяло отверстие, голубоватое сияние ударило в глаза десантников, размывая детали помещения, в котором они оказались.
Это был другой терминал, причём знакомый по очертаниям гнутых стен, рядам отверстий, решёток и выступов. И принадлежал он…
– Транслятор! – догадался лейтенант.
– Круговая! – бросил Морев.
Бойцы метнулись к стенам терминала, готовые открыть стрельбу в случае нападения, но вокруг царила тишина, никто не прорывался в камеру хроноперехода, никто не угрожал пассажирам и не диктовал им условия сдачи в плен.
Махлин оглянулся на ИсКра.
– Где мы?
Пленник вышел из камеры, свернул шлем на затылок, поднял голову.
– Ми шицхе ЭйЭй, кохорт текан, открыватя машанг!
– Занятный язык, – удивился Дылда.
Марьяна, запинаясь, перевела:
– Я эмиссар… какого-то ВВ… группа спецназначения… открывай!
Зашипело, в стене между выпуклыми щитами возникла быстро расширяющаяся щель. Она ещё не успела превратиться в проём двери, как в неё один за другим шмыгнули сержант Репин и Сомов. Затем то же самое проделали остальные бойцы. Последними помещение терминала с камерой хронопередачи покинули Морев, Дылда с ИсКром и Ренат с Марьяной.
Камера была окольцована коридором, освещённым синеватыми квадратиками в потолке. Стены коридора справа щетинились множеством лючков, створок, решёток и выступов, стены слева были шершавыми на вид и пустыми, без единой щёлочки или выпуклости. По сути, это была стена самого хронотранслятора, защищавшая его от внешней среды.
– Не похоже, чтобы это была машина хроносдвига, – сказал Махлин, оглядываясь.
– Нет, это не машина, – ответила Марьяна, – один из обычных трансляторов.
– Куда же мы вышли?
– Он не знает, надо пройти к терминалу управления.
– На каком этаже?
– Выше.
– Вперёд! – сказал Морев.
Бойцы метнулись по коридору влево и вправо, ища лестничный пролёт. В одной из ниш заметили лестницу.
– Сюда, товарищ капитан.
– Двое наверх!
Махлин и Репин бесшумно поднялись по винтовой лестнице, исчезли из виду. Через минуту спустился лейтенант.
– Там такой же коридор и двери.
Морев жестом послал отряд наверх.
Последними поднялись Ренат, Марьяна и он сам.
Их ждали.
Коридор практически ничем не отличался от нижнего, лишь наружные его стены имели тридцатиградусный наклон. С такой геометрией бойцы Морева уже сталкивались во время первого знакомства с воррихо-архитектурой и никакого интереса к ней не испытывали.
Но без стрельбы не обошлось.
ИсКр долго препирался с операторами комплекса, у которых возникли сомнения в его полномочиях, и Морев дал знак Махлину подключить другие аргументы.
Двух выстрелов из нарукавных излучателей оказалось недостаточно, чтобы выбить дверь в помещение за ней, и Махлин выстрелил в дверь из гранатомёта, сделав из неё пузырь. После чего выбить этот пузырь выстрелами из бластеров оказалось просто.
