Он поднес к глазам часы.
– Минут пятнадцать у нас в запасе еще есть.
– У тебя все так рассчитано? – язвительно сказала я. – До минуты? А если я выбьюсь из графика?
– Это уже моя забота.
После пятнадцатиминутного перерыва мы снова двинулись в путь, петляя между елей.
В одиннадцать часов мы были уже в поселке. Машину порядком замело, и мы, поставив в доме лыжи, кинулись расчищать ее от снега.
Я облокотилась о капот машины и поправила выбившиеся из-под шапки волосы.
– Куда теперь?
– Ко мне нельзя. Нас там засекли. Едем к брату. Я попросил его на время пожить в другом месте. А оттуда направимся к Кулакову.
– Логично.
Доехали мы до Омска без приключений. Но едва я переступила порог городской квартиры, как меня охватили смешанные чувства: захотелось здесь остаться и никуда не ходить, принять душ или ванну, посмотреть телевизор. Но я хорошо понимала, что нам дорого время и вообще глупо останавливаться на полпути.
Квартира была однокомнатной. Около окна стояли кресло-кровать и небольшой круглый стол, вдоль одной стенки – диван, вдоль другой – темный мебельный гарнитур. В глаза бросилась большая картина над диваном с видом летней тайги.
Я сходила в туалет, умылась в ванной и повернулась к Земцову. Он стоял, прислонившись к косяку двери, и смотрел на меня.
– Ну что? Хороша? – истерически засмеялась я.
– Очень, – cказал он таким тоном, что я не разобрала: шутит или говорит всерьез.
Сергей Игнатьевич Кулаков жил на 7-й Северной улице.
Мы стояли у его квартиры и нажимали на кнопку звонка.
– Вдруг никого нет? – шепотом спросила я.
– Подождем.
Дверь никто не открывал.
– Пошли на улицу, – предложил Земцов. – Подождем там. Ты его хорошо помнишь?
Я пожала плечами.
– Видела раза два. И то несколько лет назад. Наверняка он с той поры изменился. Так что за точность ручаться не могу.
– Тяжелый случай, – откликнулся Земцов.
Мы сели на скамейку перед домом и принялись ждать.
Несколько раз мы вставали со скамейки и фланировали вдоль нее, топтались около подъезда и возвращались на исходные позиции.
Черная «Вольво» подъехала совсем близко, резко тормознув. Из-под колес вылетел грязный снег. Я инстинктивно подвинулась ближе к скамейке. Открылась дверца, и лысый мужчина в черной дубленке вышел из машины, скользнул по мне безразличным взглядом, замер и тут же, повернувшись спиной, с силой дернул на себя захлопнутую дверцу.
Земцов среагировал моментально. В два прыжка он оказался у машины и сунул ногу в образовавшийся проем. Он схватил за шкирку упиравшегося мужчину и поволок ко мне.
– Это он?
– Сергей Игнатьевич, – задыхаясь, говорила я. – Вы меня узнаете? Я Валерия Тураева. Вы помните Александра Степановича?
– Я никого не знаю, – визжал мужчина. – Отпустите меня. Иначе я позову милицию.
Земцов приблизил губы к его уху.
– Тебе лучше помолчать, – шепотом сказал он. – Если не хочешь больших неприятностей. Это ты видел? Он расстегнул свою куртку и что-то показал ему.
Кулаков сразу сник.
– Сейчас мы поднимаемся к тебе домой, – также шепотом продолжил Земцов, – и поговорим. У этой дамы, – кивнул он на меня, – есть к тебе один разговор.
– Я просто хочу выяснить некоторые вещи, – торопливо заговорила я.
– Я же сказал: мы поднимемся и продолжим, – сердито сверкнул на меня глазами Земцов.
– Да. Конечно.
В лифте Кулаков смотрел себе под ноги. По мертвенной бледности, разлившейся на его лице, было видно, что он cтрашно напуган.
Около своей квартиры он вставил ключ в замок и медленно повернул его.
– Ты дома один? – негромко спросил Земцов.
Тот кивнул.
Мы прошли в квартиру. На всем лежал отпечаток неухоженности. В тесном коридоре стоял большой темный шкаф с незакрывающимися дверцами, откуда торчал разный хлам.
– Пройдем в комнату, – предложил Земцов.
Кулаков распрямился и зачастил:
– Послушайте. Я ей-богу ничего не знаю. Я с теми делами давно завязал. И вообще не в курсе, чего и как. После смерти Степаныча я полностью отошел от всего.
Я нахмурилась. Земцов перевел взгляд на меня.
– Может, ты его расспросишь.
– Сергей Игнатьевич, я не собираюсь вас никуда впутывать. Насколько мне известно, Рысев отдал вам компромат на Хатонцева, – блефовала я. – И я хотела бы получить его. Как только бумаги будут у меня на руках, я сразу уеду из города, и вы больше меня никогда не увидите.
Кулаков мелко-мелко затрясся.
– Какие бумаги? Я ничего не знаю. Никаких бумаг у меня нет.
– Не может быть, – вырвалось у меня. – Мне сам Степаныч говорил, что оставил компромат вам.
– Нет его у меня, – упирался Кулаков.
Земцов наблюдал за нашей перепалкой.
– Валерия! Пройдите на кухню. Я сам с ним побеседую.
Я бросила на него быстрый взгляд. Другого выхода у меня не было.
– Ладно. Я выйду.
Я сидела в кухне и смотрела на клеенку в черно-бурых разводах. На маленькой кухоньке не развернуться. Грязная посуда свалена в раковину, а потрескавшийся кафель над плитой напоминал, что ремонта здесь давно не было.
Спустя какое-то время ко мне заглянул Андрей.
Он сел на табуретку и, опустив голову, молчал. Потом посмотрел на меня в упор и сказал:
– Похоже, ты влипла по-крупному.
– В смысле?
– Никаких бумаг нет.
– Я в это не верю.
– Доказательств-то у тебя нет, – усмехнулся он.
– Я сама с ним поговорю.
– С Кулаковым?
– Да.
– Давай-давай, – подначивал он меня.
Я по-настоящему разозлилась.
– Лучше бы сделал что-то путное, чем накидываться на меня с упреками.
Когда я вошла в комнату, Кулаков сидел, привязанный к стулу, и затравленно смотрел на меня.
– Сергей Игнатьевич! Я помню, Рысев сказал мне: он отдал компромат на Хатонцева вам. Я не могла ошибиться. Вспомните, пожалуйста, где могут храниться бумаги.
В глазах Кулакова что-то мелькнуло.
– Я правда не знаю. Но…
Я уцепилась за это «но»…
– Что? Напрягите память.
– Если только Рысев не положил этот компромат куда-то в мое отсутствие.
