– Уверена. Дома не мог. У него такая запутанная личная жизнь, куча баб. Нет, ненадежно. Если он и хранил их где-то, то только здесь, в клинике.
– Согласен. Тогда – смотри. А я покараулю. Только быстрее…
Но ему даже не надо меня подгонять, я срываюсь с места, как резвая охотничья собака. Первым делом захожу в мини-будуарчик и направляюсь к шкафу. Маленький шкаф забит какими-то книгами, папками.
– Я буду просматривать папки, – крикнула я Земцову. – Здесь куча, может, бумаги в них?
– Не кричи, – осаживает меня Земцов. – Говори тише. Мало ли чего… – он не договаривает, щадя мои нервы, но я и так все понимаю. Мы ведь даже не знаем, был ли Чалый один или около дома нас подкарауливают его сообщники.
– Я пойду закрою входную дверь…
Земцов ушел, а я остаюсь наедине с папками и двумя трупами в соседней комнате. Я сваливаю папки на журнальный столик и окидываю их взглядом.
Как только я услышала удаляющиеся шаги Земцова, так меня охватила паника. Я раскрыла лежавшую сверху папку и стала ее просматривать. Это были разные наброски стихов, рассказы – короче, Борькино творчество. Я взяла и поднесла один листок ближе к глазам.
И снятся мне московскими ночами
Зеленые огни моей тайги…
Я пыталась сосредоточиться на просмотре содержимого папки, но на самом деле чутко прислушивалась, раздадутся ли шаги Земцова. А вдруг он вообще решит слинять? В отместку за то, что я cкрыла от него свои отношения с Данько?
Когда же Земцов вырос в дверях, у меня вырвался вздох облечения.
– Ну как? – кивнул он на папки.
– Пока ничего. Но я практически ничего и не успела просмотреть.
– Давай поделим.
– Лучше я сама быстренько пробегусь, а если пойму, что не управляюсь, тогда привлеку тебя.
– Ладно. Я буду в соседней комнате.
Мы смотрели друг на друга, словно желая сказать что-то еще, но потом отвели глаза.
Я уткнулась в работу, а Земцов прошел в кабинет и, судя по звуку, донесшемуся до меня, сел на стул.
Само присутствие Андрея вселяло в меня непоколебимое чувство уверенности: в конце концов все будет хорошо. Хотя оснований для оптимизма очень мало. Борька… я помрачнела. Сама мысль, что я больше никогда не увижу весельчака и балагура Борьку Каргопольского, не доходила до меня в полном объеме. Мне все казалось сном. Вот сейчас раздадутся шаги, Борька вырастет передо мной в белом халате и, теребя рыжую бороду, скажет своим насмешливым тягучим голосом:
– Ну что, Тураева, явилась навестить старого зубного отшельника?
На что я бы ему ответила что-то типа:
– Ты такой же старый, как я балерина. Седина в голову – бес в ребро. Ты когда угомонишься со своими бабами?
– Пока всех вокруг не уложу – не успокоюсь. Ты еще у меня на очереди стоишь.
– А пошел ты…
Между нами мог состояться разговор примерно в таком духе. Но уже никогда не состоится…
– Жалко Борьку! – услышала я рядом с собой.
– Я тоже только что о нем подумала, – призналась я.
– Бедный Каргопольский! Ну, эта сволочь за все заплатила. Жаль, что Борьку не вернешь. Как и других, – помолчав, прибавил Андрей.
Я посмотрела на него. Мне захотелось, чтобы он погладил меня по голове и сказал, что я глупая маленькая девочка, но с ним могу ничего не бояться.
Странное дело, мне всегда хотелось быть сильной. А рядом с Андреем – просто слабой и беззащитной женщиной, а не бизнес-вумен или железной леди.
Этот мужчина действовал на меня самым непостижимым образом. Он переворачивал все мои представления о самой себе. Я всю жизнь хотела быть успешной деловой женщиной. Но когда я достигла этого, оказалось, что чего-то не хватает. Это «что-то» было очень важным, без этого жизнь теряла краски и привлекательность. Если бы не трагичное стечение обстоятельств, которые соединили нас, я бы никогда и не поняла, что это такое – быть просто женщиной рядом со своим мужчиной.
Все эти мысли молнией промелькнули в голове.
– Ничего. Что делать. Наших близких уже не вернешь, – тихо сказала я.
Лицо Андрея исказилось.
– Хочешь выпить? У Борьки всегда был неплохой запас спиртного, – предложила я.
– Давай.
Он подошел и сел рядом со мной.
Я достала из шкафчика водку и разлила в стаканы.
– Выпьем за Борьку. Помянем.
Мы выпили. Андрей сидел так близко, что я чувствовала его дыхание, тепло тела. Мне хотелось прижаться к нему.
– Андрей!..
– Что?
Он взял мою руку в свою и начал перебирать пальцы. Прикосновение его грубой обветренной руки было для меня нежнейшей лаской. Кровь сильнее застучала в висках, я опустила голову, чтобы скрыть смятение. Но он резко развернул меня к себе и провел рукой по лицу, медленно обводя каждую его складку, каждый изгиб, словно запоминая. Я перехватила его руку и прижала ее к щеке.
– Андрюша!..
Я плакала, не стыдясь слез.
– Как же я устала, как мне не хватало тебя!
Он внезапно застыл, будто мои слова вернули его к действительности, и, мягко отстранив меня, поднялся с диванчика.
– У нас мало времени, – cказал он глухим голосом, – нужно торопиться.
– Да-да, конечно. – Я шмыгнула носом, вытирая слезы. Больше мы не общались. Я быстро просматривала папки. В седьмой нашла то, что искала.
– Есть! – позвала я Земцова. – Нашла!
– Точно?
– Да. Ошибки нет. Это тот самый компромат. Убийца думал, что он хранил такой важный документ в каком-нибудь сейфе, а Борька просто запихнул эти бумаги в папку со своими стихами, даже не подумав спрятать их получше. В этом он весь. Очаровательный разгильдяй, – улыбнулась я краешками губ.
Земцов посмотрел на меня без улыбки, но в глубине его глаз плясали искры смеха. Борька был настолько легким, веселым человеком, что даже вспоминать его с хмурым или скорбным выражением лица никак не получалось.
Я встала.
– И что теперь?
Я задала вопрос и посмотрела на Андрея. Тем самым я как бы отдавала свою дальнейшую судьбу ему в руки.
– Теперь… – Он помедлил. Я слушала его, затаив дыхание. Конечно, самый вероятный вариант – это слова: «Я лечу в Омск». Это было самым вероятным и самым нежелательным. – Надо стереть отпечатки пальцев, которые мы оставили. Иначе нас быстро вычислят.
– Да, ты прав. – Я почувствовала облегчение. Еще одна маленькая передышка перед разлукой, и я должна радоваться. Так приговоренный к повешению радуется отсрочке.
Мы стерли, где могли, отпечатки пальцев.
