– Ну, вот и монастырь, – жизнерадостно объявил любитель бетеля.
На своём веку Гьянцо Дордже повидал множество монастырей. Буддистские дацаны в Сибири – как беседки со стенами, всякий может зайти и выйти, главное – обязательно войти в левую дверь, а выйти в правую; монастыри в Тибете – это именно то, что и подразумевает слово «монастырь»: место, служащее добровольному остракизму, отречению от мира; но совсем не то – монастырь в королевстве Друк-юл
[43]. Здесь их называют «дзонгами», это – монастыри-крепости… Та, перед которой они сейчас стояли, когда-то была взята штурмом.
– Триста лет назад в Бутан пришли монголы за ликом Будды, – тихо заговорил высокий индус. – Завоеватели привели с собой несколько тибетских племен в надежде, что местные жители не станут драться с единоверцами. Монголы победили, но не прошло и месяца, как все они ушли. Известно, что из долины их выпустили лишь после того, как… живые и мертвые оставили свое оружие под стенами дзонга. Оно и поныне там, их оружие…
– Ничего удивительного в твоей истории не вижу, – сказал Дордже. – Если верить легендам, монгольские завоеватели часто без видимых причин уходили от стен практически уже готовых сдаться крепостей. Говорят, так они поступали в случаях, когда имело место неблагоприятное предсказание.
– Кто знает, – ухмыльнулся высокий индус. – Легенды часто лгут, а земля предпочитает хранить свои тайны.
Постепенно небо окрашивалось в пурпурный цвет, солнце готовилось вынырнуть из моря Смерти.
Стены монастыря носили довольно свежие – лет двадцать, не более – следы ремонта. Северная часть крепостной стены завалилась напрочь, остались только торчащие углы сломов и арка над входом. Во дворе, под наполовину снесенным навесом, прел стог сена, распространяя вокруг специфический аромат.
Меньший индус предостерегающе поднял палец. Вовремя: старик, который находился во дворе монастыря, не успел заметить пришлых. Он сидел у большого валуна и жевал. Доставал кусок из сумки, кусал сам, и что-то клал на землю. Разобрать что-либо ещё в предрассветной мгле не представлялось возможным.
– Это и есть ваш Зеленый брат? – решился спросить Дордже, заметив на шее у сидящего длинный зеленый шарф.
Вместо ответа индус-следопыт улыбнулся. И усмешка эта вышла совсем не приятной.
– Мы вовремя, – прошептал высокий. – Приготовь оружие, Хан-хо, и жди. Если нам не удастся договориться с Зелёным, убей его.
– Ни о чём не задумывайся, не сомневайся, а просто убей, – добавил следопыт.
– Как я узнаю, что вы не договорились? – процедил Дордже.
– Ты узнаешь, – последовал тихий ответ.
Едва дождавшись, когда человек в зелёном шарфе пройдет в центр двора и начнет выкладывать из сумы всякие мелкие свертки и палочки, индусы бесшумно устремились вперёд. Словно два мангуста, что охотятся на кобру. Приблизившись к старику, один из них вежливо поздоровался:
– Таши делег, кушо!
Тут же второй добавил:
– Вот, проходили мимо, подумали, вдруг помощь нужна благочестивому ламе!
– Да, мы можем помочь!
Тем временем Дордже, спрятавшись за камнем, присоединил к «маузеру» деревянный приклад-кобуру. Как он начал догадываться, новые знакомцы постоянно болтали и лезли в разговоре вперед друг друга далеко не потому, что это являлось частью их натуры. И, тем не менее, истинную природу спектакля пока постичь не удавалось.
Старик же недобро оглядывал приближающуюся парочку и молчал.
– Стойте! – вдруг завизжал он истерично и махнул костлявой рукой.
Индусы замерли неподвижно.
Лама неспешно подошёл к ним и вытянул вперёд руку с растопыренными пальцами.
Вдруг высокий индус переменил позу. Легонько шлёпнув по протянутой к нему руке, он глумливо произнёс:
– Прекрати свои фокусы, старый уж, твой яд годится только для травли воробьёв. Мы пришли с миром!
Старик отпрыгнул в сторону и рассерженно зашипел.
Второй индус осторожно двинул рукой и затряс головой.
– Мы искренне предложили помощь, но ты не принял её, – проскрипел он зло.
– Ты нарушил правила…, – сказал высокий
– Ты знаешь, что виноват…, – продолжил его товарищ.
– Ты знаешь, что проиграл…
– Ты должен отступиться и следовать за нами...
Старый лама упал на колени, черты его лица исказились настолько, что Дордже вынужден был признать: этот человек – безумец, как это и утверждали его новые странные знакомцы.
– Пема Лингпа
[44] принадлежал к вашей ветви, – прохрипел лама в исступлении.
– Конечно...
– Славный брат наш Пема Лингпа основал и этот монастырь…
– А возможно, ты не просто так завернул сюда?
– А возможно, потому ты и не мог идти с паломниками в Курджей-лакханг
[45], что там до сих пор слишком сильно присутствие Драгоценного Мастера
[46]?
– Но пришел сюда, где витает дух его ученика, соблазнившегося призрачной властью мертвых свитков…
– Мертвых свитков...
От диковинного речитатива индусов старого монаха просто корчило, но он продолжал сопротивляться:
– Вы считаете наследие Мастера «мертвыми свитками», глупцы! – ноздри у монаха расширились, он стал неприятно напоминать старую обезьяну. – Мир умирает! Глупцы! Как вы не видите то, что вижу я?! Грядут последние дни! Людей не спасет никто из слуг Благословенного! Ни черный бон, ни буддисты, колотящие друг друга по разноцветным шапкам! Тибет обречен! Монастыри-крепости охраняли проходы к покинутым городам под горами! Но нынче в том нет нужды, перевелись охотники за древними знаниями! Многие века, во славу бесстрастного Колеса Сансары, ламы крутили свои молитвенные колеса, читая мантры! Но теперь поступают иначе – колёса крутят привязанные к ним яки и мулы. А мантры?! Мантры пишут на флагах, чтоб ветер полоскал их и доносил до места молитвы! А священные чётки?! Священные чётки стали нужны лишь затем, чтобы подсчитывать, сколько корчаг вина выпито в праздник! Вы заглядывали в кладовые монастырей?! Нас осталась горстка, и вас не больше! Да, мир умирает, но рождается новый мир… Кто-то должен помочь ему родиться! С дороги, глупцы, я не отступлюсь, а вы не сможете меня убить, ибо чтите Правила!
