– А что, дяденька, у вас среди моряков есть знакомые? – поглядев на американца, поинтересовался неугомонный ребёнок.
– Почему ты так решил? – удивился Толстой
– Так вы же встрепенулись, когда я название соединения сказал. Причём, с радостью, как будто слышали уже...
– Тебе показалось, мальчик, – отрезал Толстой.
– А почему у вас акцент такой? – и не подумал останавливаться пацан. – Вы ещё один шпион?
– Ша, скаженный! – шикнула на мальца украинка, а затем ласково сказала Толстому. – Пробачте, товаришу, з цим хлопчиком завжди така халепа!
[101]
Не оборачиваясь, Вася скупо отрекомендовал Толстого, после чего мальчик Ивасик уже не умолкал: за несколько минут дороги он успел задать не меньше двух десятков вопросов. Толстой не успевал отвечать, думая с тоской: «Нет, моя миссия обречена на провал – все кругом лезут с вопросами, зато сами мне помочь не в силах. Может, взять, да в отместку начать спрашивать этого юнца про Лыжника?»
Мысль так насмешила Американца, что он поневоле улыбнулся Ивасику.
Непосредственно к бригаде подъехали уже в темноте. Машина остановилась, упершись в мягкий грунт у края окопа – позади и справа слышались приближающиеся выстрелы.
Выскочив наружу, Капустин скоро позвал остальных за собой.
– Здесь бегом бегите, всё простреливается! – подгонял он тетку с детьми, а потом и американца.
За парой поворотов окоп расширялся. В ожидании помощи тут лежали раненые. Украинку с детьми куда-то увели, а навстречу Толстому и Капустину шагнул видный из себя комиссар (эту категорию Толстой научился различать по красным звёздам на рукавах), с марлевой повязкой на голове.
Капустин рассказал ему о том, что привело в окопы именитого гостя из Америки, напоследок добавив значительно:
– Это личный гость Никиты Сергеевича!
– Понятно, – широко улыбнулся комиссар. – Поможем, чем сможем!
«Как же, – сварливо подумал Илья Андреевич. – Наверняка речь о водке и очередной задушевной беседе про русских и американцев. От этой мысли немедленно вернулась головная боль».
Рядом с ним Вася произнёс:
– Что-то водителя нашего не несут. Разрешите сбегать посмотреть, в чём дело.
– Конечно, конечно, – поспешно согласился Толстой, чем решил судьбу «забавного парня» Капустина.
Ибо стоило тому забежать за угол, как рядом разорвался убивший его снаряд. Этого Толстой так никогда и не узнал – американца, спасая от обстрела, увлёк в блиндаж комиссар с раненой головой. Там он препоручил личного друга Никиты Сергеевича кому-то невидимому в темноте.
– Кулебяко, а ну-ка, прояви максимальное гостеприимство… Сообрази чая и поесть с дороги. Если позволите, мистер, должен вас покинуть – танки, понимаешь ли, прорвались, моё место рядом с матросами.
– Конечно, конечно, – снова повторил Толстой, нащупывая рукой какую-то самодельную табуретку.
Когда комиссар ушёл, красноармеец Кулебяко и не подумал ничего «соображать». Чиркнула спичка, зажёгся сделанный из снарядной гильзы светильник. На американца смотрел очень умный и весьма насмешливый человек в форме рядового красноармейца.
– Говорят, от чая может заболеть голова, – сказал красноармеец с расстановкой.
Толстой шумно выпустил воздух из лёгких: только что был произнесён пароль, позволяющий опознать агента «Интеллидженс сервис». Пароль этот дал ему перед отъездом Питер Дауни вместе с отзывом.
– Не думаю, что и кофе поможет, – отозвался «журналист». Про себя же он подумал: «Всё, миссия провалена». На контакт с агентом он должен был прийти, имея полную информацию о Лыжнике. Увы, ничем подобным Толстой, как известно, не разжился.
Агент, между тем, удовлетворённо кивнул и предъявил Толстому карандашный рисунок.
– Это он?
Толстой вздрогнул и подался корпусом вперёд: никаких сомнений, рисунок изображал ненавистного Лыжника.
– Да! – прорычал он яростно.
– Ну, вот видите, как всё замечательно устроилось, ваше появление настолько своевременно, что я начинаю всерьёз считать себя везучим сукиным сыном, – весело сказал агент. – Лыжник с группой были здесь, но только что ушли. Мне удалось выяснить, куда именно они отправляются, правда, нет никакой информации о характере задания. Вставайте, сэр, если выйдем немедленно, то легко их нагоним!
– Да, но…, – проблеял Толстой.
– Ваше задание будет закончено только по выяснении всей необходимой информации, – мягко сказал Кулебяко. – Придётся идти за Лыжником, у меня уже и сидор собран.
Толстой послушно встал, рефлекторно оправил форму, и согласно кивнул. Через четверть часа он твердым шагом пересекал русские боевые позиции, держась чуть позади своего нового провожатого.
Глава 10
О том, как легко может поменять свой цвет белая роза
«Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,
Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.
Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем – и я, и ты,
Так почему б не сегодня, без споров и суеты?»
Дж. Р. Киплинг «Холерный лагерь»
22 сентября 1942 года. Западнее Сталинграда.
Позади остался сотрясаемый взрывами город. Адская ночь канула за горизонт, куда прежде исчез и наполненный смертью день. Молодое утро застало группу Крыжановского далеко в степи. Все еле влачили ноги, но, несмотря на это, Фитисов упорно шёл вперёд. Герману уже начало казаться, что неугомонный одессит до самого Дона не остановится, но тот вдруг встал на краю большого оврага, и объявил:
– Вот там, внизу, можно немножко перевести дух и немножко покушать.
На дне оврага протекал крошечный мутный ручеёк. Пока остальные занимались завтраком, Герман снял ботинки и опустил гудящие ноги в прохладную воду. Рядом присел верный Каранихи. Как в старые времена, они немного поговорили о вечном, затем перешли к более прозаическим вещам, а именно – к предстоящему делу.
– Я всё думаю о природе этих «когтей», – произнёс индус. – В моём мире нет места для вещей с таким именем, брат. В древние времена, когда закончилась война Рамы с ракшасами
[102], на земле скопилось слишком много оружия. Его собрали, чтобы скрыть от людей. О-о, мне известно многое о древнем оружии, но «когти»… О них слышать не доводилось. Жаль, что рядом нет госпожи Шурпанакхи…
Подобные сожаления Герман уже неоднократно слышал от своего спутника, поэтому прервал его без зазрения совести:
