– Я не знал о вашей трагедии. А то бы не зашел к вам сегодня. Но мне сказали у вас дома, что вы здесь и, возможно, будете готовы увидеться со мной, после того как я изложу вам свое дело…
– Какое такое дело? – резко спросил Джеффри.
Подошла Джорджина и, узнав Натэниела, замерла на месте, краска сошла с ее лица.
Поведя рукой у себя за спиной, Натэниел вытолкнул вперед худую, бледную, малорослую девчушку, не старше лет десяти-одиннадцати, с грязной желтой повязкой на голове. Там, где у нее когда-то был глаз, сморщенная кожа была просто зашита. Она смотрела на нас униженно, со страхом, внутренне съежившись, но держась прямо.
– Это Джемма. Ее мать была у нас акушеркой. Она умерла от лихорадки в прошлом месяце. Джемма помогала ей немного и кое-чему научилась. Мне она не нужна, но вашей жене, может быть, пригодится…
Я выступила вперед, но не прикоснулась к девочке, опасаясь, что она убежит, и ее не остановишь.
– А что у нее с глазом?
Натэниел прищурился.
– Тяжелая инфекция, и его пришлось удалить.
Я постаралась не содрогнуться, представив себе, что это могла быть за операция. Морфину рабыне не дали бы. Я смотрела на Джемму. Какая же она стойкая, чтобы пережить такое.
– Сколько вы за нее хотите? – спросил Джеффри.
Я чуть не заплакала от облегчения, услышав голос мужа. Я думала, мне придется умолять его взять этого бедного израненного ребенка.
Натэниел не удостоил девочку взглядом.
– Я рассчитывал, что мы можем устроить обмен. У меня две рабыни сейчас на сносях. Без акушерки, боюсь, разродиться они не смогут. А я не могу позволить себе потерять и матерей, и детей.
Не дожидаясь ответа Джеффри, я согласно кивнула.
– Конечно, только пришлите мне сказать вовремя.
Натэниел заметил Джорджину, и в глазах его вспыхнул странный огонек.
– Мисс МакГрегор, – сказал он, склоняя голову, – надеюсь, вы здоровы.
Я стояла лицом к лицу с сестрой и увидела, как краска выступила у нее на щеках. Она отвечала наклоном головы, глядя себе под ноги.
Я опустилась на колени рядом с Джеммой и улыбнулась ей, стараясь не смотреть на ее глаз.
– Я – Памела, и ты будешь жить у нас.
У девочки, казалось, что-то внутри оттаяло. Она робко сделала шаг ко мне, и я положила руку на ее костлявое плечико. Она вздрогнула под моей ладонью, и я почувствовала какую-то родственную близость с ней. Моя мать умерла от родов, когда мне было девять лет. Нет более тяжелой потери в жизни, чем для девочки потерять мать, прежде чем она не научилась быть женщиной.
Я повернулась к Джеффри:
– Давай сначала отведем Джемму к нам. Леда ее накормит и постелет ей рядом с собой в кухне. Мне кажется, им будет хорошо вдвоем.
Я не случайно сразу же подумала об этой очень маленькой и очень полной темнокожей Леде. Она заботилась о Джеффри с самого его детства. Бездетная вдова неопределенного возраста, она все еще оплакивала своего мужа – он умер более трех лет тому назад.
Джеффри посадил Джемму в фургон и помог мне сесть на переднее сиденье рядом с ним. При выезде на дорогу я обернулась. Натэниел как раз подошел к моей сестре. Взглянув на него, она побежала к отцу, тот выходил с кладбища.
– Я знаю, ты не любишь Натэниела, – сказала я Джеффри, все еще глядя на сцену у входа на кладбище, – но он мог бы обеспечить Джорджину. Не понимаю, почему она не позволяет ему ухаживать за собой.
Сначала Джеффри ничего не ответил, но наконец сказал:
– Предоставь ей самой сделать выбор, хотя боюсь, она его уже сделала. – Держа вожжи одной рукой, другой он взял мою руку. – У тебя верное сердце, Памела, почему я и люблю тебя так. В любви я не допускаю изменчивости, она ранит душу.
Его пальцы в перчатке переплелись с моими, и я изумилась их твердости и надежности, как сильны они были на полевых работах и как нежно они ласкали ребенка.
Он стиснул мне пальцы почти до боли.
– Ты понимаешь?
Опустив голову ему на плечо, я на мгновение забыла о нашем горе.
– Да, Джеффри, – сказала я. – Ты же знаешь, я никогда бы не могла быть неверна тебе.
«Навсегда», – пронеслось у меня в голове. Мои пальцы коснулись золотого обруча на левой руке, и впервые за долгое время я подумала о бывшей его владелице – не значила ли его потеря ею, что «навсегда» утратило свой смысл.
– Хорошо, – сказал он, не глядя на меня.
Он снова взял вожжи двумя руками, а я продолжала за ним наблюдать. Мне очень хотелось спросить, откуда ему известно все о Джорджине, но я понимала, что не могу задать ему этот вопрос.
Ава
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Апрель 2011
Взглянув еще раз на карту, которую нарисовал мне Мэтью, я сложила ее и сунула в задний карман шортов. Я давно не ездила на велосипеде, но мне всегда говорили, что один раз научившись, разучиться уже невозможно. После первых попыток продвигаться по неровной поверхности я готова была не согласиться. Велосипед Мэтью был слишком велик для меня, но он опустил седло, насколько это было возможно, и заверил меня, что скоро мы купим мне собственный. Я лихо закинула одну ногу через седло, другую уперла в педаль – и, чудесным образом оказавшись в вертикальном положении, хотя и несколько неустойчивом, тронулась с места. Легкий солоноватый ветерок ласкал мне лицо, и я невольно заулыбалась.
Мое собеседование по поводу работы, устроенное по рекомендации моего бывшего начальства, прошло хорошо, и настроение у меня было отличное. Мэтью предлагал отвезти меня на это интервью в Брунсвик через дамбу, но мне хотелось поехать туда самостоятельно. Тогда он показал мне несколько дыхательных упражнений для успокоения нервов, если я вдруг впаду в панику, пересекая мост, и после нескольких совместных поездок с ним в пассажирском кресле я почувствовала себя способной осуществить все сама.
Сбросив скорость при приближении к Фредерика-роуд, я вспомнила, что здесь нужно повернуть направо, к деревне. Я побывала в ее центральной части, заполненной маленькими магазинчиками и ресторанами, где мы с Мэтью ужинали после моей неудачи с лазаньей, но мне было необходимо как следует познакомиться с моим новым домом. Мэтью обещал мне показать округу в ближайший уик-энд, но мне не хотелось дожидаться. Я желала все увидеть своими глазами, а не его, и без его воспоминаний.
И я хотела увидеть океан.
Меня окатило волной страха при одной только этой мысли, и велосипед вильнул в сторону. Позади раздался гудок, и я снова вернулась на дорогу, сосредоточившись, чтобы пропустить обгонявшую меня машину.
Вскоре пот выступил у меня на лице, и майка прилипла к спине. Поглотивший мое внимание запах болота затмил в сознании ощущение велосипеда. Знакомые неприятные чувства пробудились в моей памяти, и ноги крутили педали как бы отдельно от меня.
