Я ничего не сказала, боясь признаться себе в том, о чем мы оба думали: как ребенок мог перенести множественные переломы и ничего о них не помнить? Или как взрослому может сниться, что он тонет, когда он никогда не плавал?
– А что, если мне не понравится то, что я обнаружу?
– Это возможно. Но если обнаружится истина, у человека есть нечто конкретное, с чем иметь дело.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь снова уловить запах болота.
– И от этого кошмары прекратятся?
– Обычно так и бывает. Мой опыт доказывает, раз источник страха обнаружен, он исчезает. Как будто твое подсознание использует сны, чтобы указать тебе на что-то, и когда ты это заметишь, оно оставляет тебя в покое.
Я подумала о воображаемом спутнике моего детства и тени на берегу, и я не была уверена, что я хочу, чтобы они исчезли.
– Кто такой Джеффри? – спросил Мэтью, словно прочитав мои мысли.
Лицо Мэтью было в тени, лунный свет был за его головой, но я знала, что он за мной наблюдает.
– Я не знаю. – Я подняла голову и поцеловала его. Я подумала, не рассказать ли ему, кто, по моему мнению, был Джеффри Фразье и как его история преследует меня. Но я не могла, потому что, рассказав об этом, я как бы преуменьшила его важность, и его печальная история приобрела бы характер семейного анекдота.
– Позволь мне помочь тебе, – снова сказал Мэтью у меня над ухом.
Я вспомнила слова Мими, когда она вручила мне музыкальную шкатулку. «Иногда конец – это на самом деле начало». Я взглянула в темноте в сторону Мэтью и подумала, что этот конец может стать для меня началом, что, доверившись ему, я уничтожу сомнения, опутавшие нас как растения-паразиты.
Я потянулась к нему, стремясь ощутить под пальцами его обнаженную кожу.
– Да, – прошептала я. – Я хочу, чтобы ты мне помог.
Он поцеловал меня и улегся рядом, а я вздохнула, ощущая на языке вкус соли и слыша вновь гул океана.
Глава 19
Ава
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Июль 2011
Увидев меня сидящей на ступенях веранды с костылями между колен, Бет мне погудела. К тому времени как она остановилась, я уже приковыляла к ней.
– Я могла бы вам помочь, – сказала она настолько похоже на мать, что я улыбнулась.
– Я знаю. Но мне слишком неловко вытаскивать вас, чтобы возить меня, когда я вполне способна сделать это сама.
Бет открыла мне дверцу.
– Вы шутите? Это дает мне возможность какой-то деятельности, кроме того как думать о ребенке и покупать детские вещи, вот я и ухватилась за предложение быть вашим шофером, когда мама мне позвонила.
– Ну, в таком случае, я очень ценю ваше общество и рада, что вас к этому не принуждали. Ваша мама не из тех, кто готов смириться с отказом.
– Что правда, то правда. – Бет заметила, что я смотрю на ее волосы. – Не беспокойтесь, я использовала только лимонный сок для осветления, – сказала она, запустив в них пальцы. – Я прочитала все ваши инструкции для будущих мам, которые вы мне дали на последней консультации. Никаких химикатов для волос, пока я не отниму «Это» от груди.
– Это? – переспросила я.
Она хихикнула:
– Поскольку Кен и я не хотим знать пол ребенка заранее, мы решили называть его «Это», пока он не родится. – Она погладила себя по животу.
– Очень мило, – рассмеялась я. – Вы уверены, что я с моими костылями помещусь сюда?
– О маловерная, – хмыкнула она, забирая у меня костыли и ловко пристраивая их между двумя передними сиденьями. – А теперь садитесь и устраивайтесь поудобнее, пока я не передумала.
Я залезла и пристегнулась, готовясь набраться храбрости, если она водит машину, как Тиш. Меня приятно удивило, что она вела ее, как старушка – если эта старушка не Мими, – и я подумала, что такая осторожность могла быть вызвана беременностью. Взглянув в окно, я увидела тащившуюся за нами по Фредерика-роуд вереницу машин, но ничего не сказала. Туристический сезон на острове был в разгаре, и им был полезен урок терпения в любом случае.
Она остановилась на парковке напротив кладбища Крайст-Черч и помогла мне выйти из машины.
– Все взяли?
Я похлопала по камере, висевшей у меня на шее.
– Да. Надо думать, я не задержусь. Я только сфотографирую надгробия Фразье, так чтобы у нас были все имена и даты, когда мы поедем в архивы.
– Прекрасно. Мама сказала, чтобы я взглянула на цветы в церкви, убралась там и доложила ей. Это, вероятно, займет у меня больше получаса. Если вы не хотите, чтобы я пошла с вами…
Я отмахнулась:
– У меня все будет в порядке. И у меня есть в кармане мобильник, если я упаду и не смогу подняться. – Я взглянула в ее лицо. – Все будет хорошо, правда.
Тревога исчезла из ее глаз.
– Давайте встретимся здесь примерно через полчаса. А если вы закончите раньше, загляните в церковь и дайте мне знать.
– Отлично, – кивнула я. Она помогла мне перейти через улицу и пройти по главной аллее, прежде чем я свернула направо к кладбищу. Я старалась припомнить, какой дорогой я шла, когда мы были здесь с Тиш, но в результате дважды описала круг. В конце концов я прошла по дорожке, которая сначала показалась мне ведущей не в ту сторону, но, побродив в тени дубов и миртов, я поняла, что иду все-таки в правильном направлении.
Я пошла к участку Фразье, но резко остановилась. Кто-то насвистывал. Я повернулась и пошла на этот звук, мои костыли стучали по засохшей земле. Дубовые листья мелькали надо мной на жарком летнем солнце. Я поглядывала вверх в поисках воскресших мхов, которых сейчас не было заметно, они все еще пребывали в ожидании.
Я вышла из тени деревьев и оказалась перед четырьмя гранитными плитами, лежавшими в ряд, как оскаленные в улыбке зубы. Узнав красный фургончик и затылок человека, склонившегося над одной из плит, я остановилась.
Джимми Скотт обернулся и улыбнулся при виде меня.
– Здравствуйте, мисс Ава.
На его коротко остриженных светлых волосах была бейсболка, придававшая его странной формы носу еще большее своеобразие. Хотя он продолжал улыбаться, его карие глаза, казалось, потемнели в тени, из-под которой он никак не мог выбраться. Я решила ретироваться.
– Извините за беспокойство…
Он выпрямился и, все еще улыбаясь, сказал:
– Вы меня не беспокоите. Я просто насвистывал моим сестрам, выкапывая старые цветы и думая, что бы посадить на их место. – Я вспомнила, как Тиш рассказывала мне, что он по-прежнему говорит со своими сестренками, как будто ожидая, что они вернутся к нему. Я думаю, я бы делала то же самое, если бы я потеряла всю мою семью и осталась совсем одна на свете.
