Но зачем он обманывал ее? Чтобы соблазнить?
Но неужели она и вправду поверила, что Дэвид Нортон, блестящий финансист и богач, влюбился в нее? Скорее всего, для него эти несколько дней не так уж и важны.
Зачем он солгал? Зачем, зачем?
Выйдя из ванной, она надела махровый халат, висевший на крючке, и стала чистить зубы. Закончив, включила фен, чтобы высушить волосы.
Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд. Резко обернувшись, Даньелл увидела Дэвида, который стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку спиной, и наблюдал за ней. Он был чисто выбрит, с еще влажными после душа волосами, одет в голубые джинсы и белую футболку. Помимо воли сердце Даньелл стало выписывать немыслимые кульбиты. Она едва не бросилась к нему в объятия, но удержалась.
– Ты вошел не постучав? – выдавила она.
– Извини. Я стучал, но ты не слышала. – Он оглядел ее, отмечая каждую деталь, каждую подробность. – Замечательно выглядишь.
– Просто я наконец-то чистая.
– Дани, мы должны поговорить.
Она сделала глубокий вдох.
– Не думаю, что нам есть что сказать друг другу.
– Не думаешь? Я с тобой не согласен.
Даньелл позволила себе посмотреть ему в лицо. Сейчас перед ней был тот самый человек, с которым она встретилась на яхте, а не тот, что был с ней на острове.
– Мне кажется, мы оба знали, что придет время, когда нам придется расстаться.
– Как ты можешь говорить так после того, что было между нами?
– А как ты можешь говорить так после того, как обманул меня? Ты мне лгал!
– Дани, послушай меня, я все объясню.
– Не нужно ничего объяснять, и так все ясно.
– Что тебе ясно? – Он схватил ее за руку.
Даньелл посмотрела на загорелую мускулистую руку, лежавшую на ее руке, и перевела глаза на лицо Дэвида. Взгляд его был мрачным, и он снова напомнил ей того финансового магната, которым был до крушения.
Она высвободила свою руку.
– Не надо, Дэвид. Я так не могу… не хочу. Я больше не знаю, кто ты. Я бы хотела забрать отца и уехать, если ты не против.
– Я не против, но предпочел бы, чтобы ты осталась.
Нет, ни за что. Если она останется, то опять не устоит перед его обаянием и забудет о гордости. Ее сердце, мысли, душа все было полно воспоминаний о его губах, руках, объятиях и поцелуях, о его смехе, звуках голоса, серебристом пламени в глазах. Но теперь эти глаза снова были жесткими и холодными как сталь.
– Дани, мы же говорили с тобой о будущем.
– Нет, Дэви, это ты говорил.
– Я собирался обо всем тебе рассказать, правда.
– В самом деле?
– Ты мне не веришь!
Сердце ее обливалось кровью, но она заставила себя произнести холодным, равнодушным тоном:
– Это уже не так важно, Дэвид. А сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня. Пожалуйста.
Дэвид посмотрел на нее долгим пронизывающим взглядом, а потом развернулся и вышел из комнаты.
Даньелл показалось, что со щелчком закрывшейся за ним двери вся жизнь ушла из нее, осталась лишь пустая оболочка. Обессиленная, она упала лицом на кровать и горько разрыдалась.
11
Потихоньку жизнь Даньелл вошла в привычную колею. Отец понемногу поправлялся, но нога его все еще была в гипсе, поэтому дел у нее было невпроворот. Все необходимые деловые поездки теперь приходилось совершать ей одной. Да и бумажной работы было предостаточно.
Но Даньелл была рада, что так загружена. Работа помогала ей отвлекаться от одолевавших ее мыслей и воспоминаний. От мыслей о Дэвиде. От воспоминаний об их счастливых днях на острове, об их любви. Даньелл надеялась, что со временем воспоминания сгладятся, чувства улягутся и она вновь обретет душевное равновесие, которого ей теперь так не хватало.
Но все напрасно. Дни шли за днями, недели за неделями, а ее чувства к Дэвиду не ослабевали. Она стала плохо спать, похудела и, как ни старалась, не могла вернуться к прежней, спокойной и безмятежной жизни.
Желая выбросить Дэвида из головы, она даже приняла приглашение в ресторан одного увлекшегося ею клиента фирмы, Теда Филдинга, но поймала себя на том, что каждую секунду сравнивает своего визави с Дэвидом и сравнение оказывается не в пользу первого. А когда Тед попытался взять ее за руку, ее так и передернуло от отвращения. Даньелл приводила в ужас мысль о том, что какой-то другой мужчина, кроме Дэвида, будет дотрагиваться до нее. Поблагодарив за приятный ужин и извинившись, Даньелл поспешно убежала домой.
Она перестала понимать себя, не знала, чего же на самом деле хочет. С одной стороны, она не хотела видеть Дэвида, но с другой – его молчание ранило ее. Он не сделал ни одной попытки встретиться или позвонить, чтобы заставить ее выслушать правду. Временами ее охватывал страх, хватит ли у нее сил жить так дальше.
Даньелл каждый день навещала отца, чтобы удостовериться, что у него все идет хорошо, и обсудить с ним некоторые вопросы бизнеса. Эдвину становилось лучше день ото дня, и врач пообещал, что еще через неделю ему снимут гипс.
Она старалась скрывать от отца свое душевное состояние, поэтому всегда приклеивала на лицо улыбку, когда приходила к нему. Так было и в тот день.
– Привет, пап. Как ты себя чувствуешь сегодня? – бодро поинтересовалась она, подходя к нему и целуя его в щеку.
Обычно Эдвин ворчал и жаловался на свое бездействие, но сегодня встретил ее улыбкой.
– Что это ты такой довольный, словно кот, наевшийся сметаны? – спросила Даньелл, садясь на стул у кровати.
– Еще бы мне не быть довольным. – Эдвин помолчал, пристально глядя на дочь. – Сегодня утром мне звонил Дэвид Нортон.
Даньелл застыла и почувствовала, как краска отхлынула от ее лица.
– Зачем? – выдавила она хрипло, затем прокашлялась. – Чего он хотел?
– Как чего? Разве ты забыла, что наши клиенты положили глаз на его Куинсмор? Так вот, он сообщил мне, что остров продается и что ему хотелось бы провести операцию купли-продажи как можно быстрее. – Он сделал паузу, прежде чем закончить: – И он предлагает, чтобы этим занялась ты под моим чутким руководством.
Даньелл так и подскочила на стуле.
– Я не буду этим заниматься, папа!
Эдвин Честер удивленно вскинул брови.
– Не будешь? Почему?
Даньелл встала и подошла к окну, за которым находился ухоженный сад.
– Я не желаю иметь с ним никаких дел.
– Вот как? Хочешь рассказать почему?
– Нет, – бросила она, не поворачивая головы.
– Между вами произошло что-то, о чем я не знаю? – продолжал допытываться отец. – Он… он как-то обидел тебя?
