Однако Адам всегда уважал мужество и отвагу. И защищал надежду.
С другой стороны, ему следовало подумать о собственной репутации. Он представил себе лицо Колина, когда тот услышит о том, что его кузен согласился выступить в роли эмиссара графини.
Но разве не помощь людям – его призвание на земле? Разумеется, сознание долга и двигало им в первую очередь.
Дав слово, он уже не смог бы взять его обратно. И все же Адам решился.
– Хорошо, – тихо произнес он. – Я помогу вам.
Пастор сделал свой выбор со странным чувством, что отныне на кону его судьба.
Лицо графини озарилось радостью.
– Благодарю вас, преподобный Силвейн. Вы не пожалеете.
И в это мгновение Адам вдруг почувствовал, что истинное его предназначение – вызывать у нее улыбку.
Аукцион решили провести в бальном зале усадьбы сэра Джона Фьюстера. Тот любезно согласился предоставить свой дом в распоряжение дам, великодушно заверив пастора: «Ради благотворительности ничего не жаль, преподобный». Он также пообещал взять на себя роль аукциониста и стучать огромным молотком – собственно, именно это и побудило его дать согласие.
Прибыв за полчаса до начала торгов, Адам обнаружил, что все женщины столпились в дальнем углу бального зала, словно дом накренился набок и дамы скатились к стене, как бильярдные шары.
Ему тотчас стала ясна причина. В противоположном конце зала, возле входа, стояла изящная темноволосая женщина с корзинкой в руках. При виде ее одинокой фигуры поневоле закрадывалась мысль, что в корзинке ядовитая кобра. Женщина, прямая, как струна, с высоко поднятой головой, смотрела на других дам без всякой заносчивости и высокомерия. Лицо ее казалось безмятежным. Она походила на хозяйку дома, которая предложила гостям пройти в глубину зала и теперь любовалась ими издали.
Выбирая наряд для столь важного события, как аукцион, Ева посоветовалась с Хенни. Та обладала настоящим даром подбирать туалеты и внесла свой бесценный вклад в план хозяйки обзавестись друзьями.
«Вам хотелось бы выглядеть как одна из них, миледи, но не более расфранченной, чем самая завзятая здешняя модница, а потому-у-у… думаю, подойдет голубая ротонда, надетая поверх полосатого муслинового платья с длинным рукавом, и непременно фишю – вы ведь не хотите, чтобы они слишком много думали о ваших грудях».
Важное напоминание, поскольку в прошлом Ева умело пользовалась тем, что окружение глазело на ее бюст, и считала фишю выдумкой лицемеров.
Она почувствовала приближение пастора, прежде чем увидела его. Тень от его высокой широкоплечей фигуры легла к ее ногам. На миг сердце Евы сжалось от сладкого, незнакомого чувства защищенности, будто ее подхватили чьи-то сильные руки. Она тотчас повернулась и, подняв глаза, увидела священника. На губах его играла легкая улыбка.
– Добрый день, преподобный Силвейн.
– Добро пожаловать, леди Булман. Вижу, здесь уже готовят вилы и кипящее масло. Но, думаю, вам ничто не угрожает. Хотя острые, как кинжал, взгляды подчас бывают опасны.
Они покосились на кучку женщин в дальнем конце зала. У стены на столах рядком выстроились корзинки с выпечкой, предназначенной для торгов. Отдельный стол занимали фруктовые наливки и ликеры. «Так вот куда подевались все мужчины в городе», – отметил про себя Адам, посмотрев в ту сторону.
– Меня защищает броня. Взгляните на мое скромное фишю. – Ева погладила кружевной платок на груди.
Она подозревала, что пастору страстно хотелось посмотреть, но это означало бы уставиться на ее грудь на глазах у толпы прихожан, а этого он не мог себе позволить.
Преподобный не сводил взгляда с лица Евы. Этот человек с железной волей походил на неприступную крепость.
– А я думал, что самой надежной броней будет ваша служанка, – весело заметил он.
– О, Хенни испугала бы их еще больше, чем я, поэтому я решила не брать ее с собой. Она считает, что все должны обращаться со мной как с королевой, и буквально свирепеет, когда мне не воздают должных почестей. Разумеется, к ней самой это не относится. Не знаю, как только я выношу ее тиранию! Помнится, вас смутила тирада, которую я выкрикнула от неожиданности, когда вы застали меня врасплох. Слышали бы вы Хенни…
Пастор улыбнулся, и все женщины, наблюдавшие за этой сценой, беспокойно зашевелились, исходя ревнивой завистью, оттого что его улыбка предназначалась не им. Все как одна, будто цапли, невольно вытянули шеи, чтобы погреться в ее рассеянных лучах.
– Хорошо, когда друзья готовы броситься на вашу защиту.
– Да, пожалуй.
Только сейчас Адам заметил, как крепко Ева вцепилась в ручку корзинки.
Ему захотелось коснуться плеча графини, пожелать ей спокойствия и удачи. Но, само собой, он сдержался.
Вскоре им предстояло узнать, насколько безрассудна их затея.
Но один вопрос не давал Адаму покоя.
– Вы в самом деле испекли пирог?
– Откуда это недоверие, преподобный? Я неплохо умею печь. Хотя… прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз раскатывала тесто… – Она озабоченно нахмурила брови и добавила почти с надеждой: – Это имбирный пирог. – Казалось, графиня не вполне уверена в правоте своих слов, но ей хочется верить, что пирог сойдет за имбирный.
Ее рука рассеянно коснулась горла. Адам не раз замечал этот жест во время их беседы за чаем. Тонкая цепочка обвивала шею леди Уэррен и исчезла в вырезе платья. Должно быть, на цепочке что-то висело. Адам невольно задумался, у кого искала защиты женщина, верившая в силу талисмана.
– Почему бы вам не отнести свой пирог на стол? – спросил он ее.
– Да, пожалуй, я так и сделаю. – Ева не двинулась с места, но решительно расправила плечи.
– Бог в помощь, леди Уэррен.
Она кривовато усмехнулась и понесла свой пирог прямо в львиное логово.
Адам проводил ее взглядом. Она шла плавной царственной походкой, словно направлялась на прием к королеве. Графиня приблизилась к миссис Снит. Дамы обменялись несколькими словами. Почтенная матрона выхватила корзинку из рук леди Уэррен и поспешно поставила на стол, будто там и впрямь лежала змея. Потом досадливым жестом, каким обычно отгоняют назойливую муху, указала на ряд стульев позади. Кучка женщин в углу сгрудилась и заворчала, зажужжала, как туча растревоженных пчел.
Когда пастор впервые заговорил о графине с миссис Снит, та долго молчала.
– Леди Уэррен весьма примечательная женщина, – наконец опасливо начала она. – Кажется, ваш кузен Колин некогда водил дружбу с особами этого сорта. Я слышала, она настоящая Цирцея, способная очаровать даже самого стойкого мужчину.
Миссис Снит была далеко не глупа, но деликатностью не отличалась. Похоже, ее встревожило, что у пастора вдруг обнаружилась тайная склонность к распутству.
