– Да. Но потом он умер. Я горевала о нем.
– Примите мои соболезнования, дорогая, – с искренним сочувствием отозвалась леди Фенимор и добавила со свойственной ей прямотой: – Говорят, это вы его убили.
– У него не выдержало сердце. Он слишком рьяно исполнял супружеские обязанности.
– А-а, плотские радости на брачном ложе.
– Готова поклясться, в былые дни вы тоже не были монашкой, леди Фенимор.
Пожилая леди испуганно встрепенулась.
– Вы говорили с пастором?
– О, так вы тоже делитесь с ним своими секретами? Похоже, так поступают все. Однако, не сомневаюсь, он умеет хранить чужие тайны.
– Преподобный Силвейн – хороший человек, – произнесла леди Фенимор и, помолчав, добавила: – Только, ради всего святого, не говорите ему об этом. Подобные вещи делают красивых мужчин несносными. Нужно постоянно трудиться, чтобы быть достойным человеком, я не хочу, чтобы наш пастор перестал к этому стремиться.
Еве невольно вспомнились слова Хенни о том, что Адам Силвейн лучше других мужчин. «Нужно постоянно трудиться, чтобы быть достойным человеком», – медленно повторила она про себя.
– Знаете, я никогда в жизни не встречала… наверное, вежливее было бы сказать «куртизанки»? Вам случалось влюбляться, дорогая? Или женщинам вашей профессии это запрещено?
– Ничто не запрещено, – многозначительно усмехнулась Ева. – Мне вручили Библию, чтобы я вам почитала. Может, начнем?
Леди Фенимор нетерпеливо отмахнулась.
– Я читала ее миллион раз. Вы любили своего мужа… простите, как вас зовут?
– Вы можете звать меня Евой. Я заботилась о нем.
– А-а. Значит, вы его не любили. Я это вижу по вашему лицу, дорогая.
– А вы любили своего?
– Да.
– Но не были страстно влюблены в него. Я тоже умею читать по лицам.
– Тише, моя милая.
– Кто же был вашим возлюбленным?
– А вы нахалка! – Леди Фенимор восхищенно всплеснула руками, но тотчас бессильно уронила их.
– Я думала, вы не выносите скуку.
– М-м-м. Знаете, вы напоминаете мне нашего пастора. И не только потому, что только вы двое меня и терпите. Вам обоим присуща особая… чистота, невинность.
Ева потрясенно округлила глаза.
– Никто еще не обвинял меня в невинности, леди Фенимор.
– Возможно, потому, что вас считают грешницей, а его праведником. Но, думаю, и та и другая стезя требуют известной отваги. И силы духа.
– Тому, кто уже одной ногой в могиле, тоже требуется отвага. – Старуха снова рассмеялась. – Подозреваю, визит к вам – своего рода испытание для меня, леди Фенимор. Что вы скажете нашим дамам?
– А вы хотите подружиться с этими людьми?
– Да, думаю, они мне нравятся.
Пожилая леди с сомнением склонила голову набок.
– Что ж, хорошо. Я скажу им, что вы исправно читали мне Библию. И попрошу, чтобы ко мне присылали шлюху как можно чаще, пока я жива.
– Я глубоко тронута, леди Фенимор.
– Можно подумать, в вашей прошлой жизни вас мало трогали… – сонно пробормотала почтенная дама. – Может, почитаете мне Библию? Давайте-ка. Мне нужно поспать. Выберите что-нибудь поскучнее. Полагаю, миссис Снит отметила вам отрывок.
– Эй, ликеры и наливки у дальней стены, – сказал Колин, верно угадав мысли Адама по выражению его лица. Тот прибыл на бал один.
В зале уже собралась внушительная толпа жителей Пеннироял-Грин и ближайших городов Суссекса.
– Я надеялся пропустить глоток чего-нибудь покрепче. Сегодня вечером мне не помешает взбодриться.
Адам не имел ничего против веселых сборищ, но его пугали бесчисленные пустые страницы бальных книжек и мечтательные, полные надежды женские взгляды, устремленные на него.
– Тогда минут через десять жду тебя в библиотеке, да смотри не попадись на глаза моему отцу по пути туда. Он терпеть не может, когда я без спросу прикладываюсь к его графинам.
Мистер и миссис Эверси, как, разумеется, и Редмонды, любезно предоставляли свой небольшой бальный зал для ежегодных празднеств. Подобных великодушных жестов обычно ожидают от столпов общества – почтенных семейств Пеннироял-Грин.
– Я с радостью выпил бы бренди. Присоединюсь к тебе сразу…
Адам умолк на полуслове, впившись глазами в женскую фигуру, стоявшую чуть в отдалении. Казалось, он только что опрокинул в себя целый графин лучшего бренди Джейкоба Эверси.
Его взгляд задержался на темных волосах графини, собранных в пышный узел на затылке. Кремовые лайковые перчатки до локтей облегали ее руки. Изящное платье открывало точеные плечи. Адам не заметил на ней драгоценностей. Его жадный взор подмечал каждую мелочь: мягкие линии, цвета, контрасты. Черный и перламутровый, кремовый и жемчужный. Изгиб шеи, округлость груди, очертания обнаженных плеч, тонкую талию, пышные бедра. Это прекрасное женское тело воплощало в себе великую силу земной любви, воспетую в «Песни Песней» царя Соломона. Рядом с ней все остальные гости казались лишь бледными тенями, она выделялась среди них, словно Полярная звезда на небесном своде.
Графиня стояла рядом с мисс Эми Питни. Обе женщины внимательно рассматривали бальные книжки. Ева еще не заметила Адама. Хотя сила его взгляда могла бы заставить вертеться флюгер, подобно яростному порыву ветра.
Колин проследил за его взглядом.
– Мисс Эми Питни выглядит сегодня прелестно, – с издевкой заметил он. Но Силвейн его не слышал. – Боюсь, ты собираешься направиться прямо к колдунье в лапы, Адам. Смотри-ка, ты уже сделал шаг в ее сторону, а вот и второй… еще шаг, и я официально брошу тебе обвинение: ты потерял голову… Адам! – Пастор остановился и оглянулся, встретив взгляд кузена. С лица Колина тотчас сбежала улыбка. – Старина… – Адам нетерпеливо поморщился и резко мотнул головой. Колин застыл в растерянности. – Пойми… эти люди подмечают любой пустяк. Они следят за тобой, дружище.
Однако Адам пропустил мимо ушей его предостережение.
– Я передумал насчет бренди, – коротко бросил он.
Колин окинул его долгим взглядом и, повернувшись, ушел, сокрушенно качая головой.
Адам не заметил его ухода.
«Думаю, вам следует одеться как можно скромнее, – посоветовала Хенни. – И незаметнее», – неуверенно добавила она, поскольку Еве никогда еще не удавалось не привлекать к себе внимания. Она выбрала платье с неглубоким вырезом и уложила волосы небрежным узлом на затылке. Ева не старалась быть на виду, соблазнять, очаровывать и обольщать. Даже монашка не выглядела бы скромнее, решила она.
И все же Ева знала, что к ней прикованы все взгляды. Она привыкла к этому. Привыкла играть свою роль в спектакле. На этот раз она решила не давать повода для пересудов, держаться чинно и благонравно, чтобы любопытная толпа потеряла к ней интерес, отвлекшись на собственные переживания и надежды, благо в бальных залах всегда кипят страсти, Ева хорошо это знала.
