– Мне не верится, что до зимнего бала осталось всего два дня, – проговорила она.
Возможно, к тому времени она будет уже помолвлена. При мысли об этом у нее перехватило дыхание. На мгновение все поплыло у Эми перед глазами, кусты и деревья превратились в туманные зеленые пятна.
Интересно, сколько требуется времени, чтобы мужчина убедился в ответных чувствах женщины и решился сделать ей предложение? Эми казалось, что она участвует в своеобразном ритуале, каждый этап которого все ближе подводит ее к неизбежному решению. Это выглядело куда менее романтично, чем она себе представляла. И чем-то напоминало игру в нарды.
Эми всегда считалась некрасивой, но умной. Возможно, поэтому она так и не смогла избавиться от привычки думать. Горькие раздумья и тайные мучения – все, к чему сводились ее отношения с мужчинами.
Но… она видела, как Джозефина смотрела недавно на Саймона. И как преподобный Силвейн смотрел на графиню, танцуя вальс. Казалось, никто из них попросту не в состоянии думать.
Эми почувствовала тревожный холодок в груди. Жизнь чертовски несправедлива, с горечью призналась она себе. Впрочем, ей повезло больше, чем им всем. Ведь ей достался лорд Хейнсворт.
Однако суровый взгляд синих глаз пастора и его строгий, холодный тон смутили ее, теперь Эми уже не могла избавиться от назойливых мыслей. Его прощальные слова всколыхнули в ней смутное чувство беспокойства, порвав воздушную пелену надежд. Так рвется тонкий шлейф, зацепившись за гвоздь.
«Пастор хороший человек. Пожалуйста, подумайте о том, что заставляет вас в это верить».
Быть может, графиня и не заслуживала доверия, но сказала правду. Преподобный Силвейн был человеком достойным. Конечно, он не потерял бы голову из-за Эми, ведь она не могла похвастаться ни сверкающими зелеными глазами, ни неотразимым очарованием. Однако Эми всегда знала его как человека доброго и правдивого.
«Мне не верится, что до зимнего бала осталось лишь два дня», – сказала она Хейнсворту. Тот и не подозревал, как стремительно вращаются колесики и шестеренки в ее голове. Обычная девушка, ослепленная любовью, давно растеряла бы все мысли.
– Слишком долго ждать. С радостью предвкушаю, как буду танцевать с вами снова, Эми.
Лорд Хейнсворт всегда так ловко находил нужные слова. Неудивительно, ведь он столько лет вращался в лондонском свете. И отвергал распутных женщин. Ведь он берег себя для нее.
Откуда вдруг взялся этот сарказм? Возможно, ей следовало просто запретить себе думать?
– Скажите, Уолтер… – Называя Хейнсворта по имени, Эми испытывала непривычное чувство, будто переступала порог взрослого мира. Уолтер, Уолтер, Уолтер. Чем больше она думала о нем, тем более странным и незнакомым казался сам звук его имени. Ей вдруг пришло в голову, что она почти ничего не знает о лорде Хейнсворте. Мысленно Эми наделяла его множеством достоинств, которые ничего не говорили о его характере, о его личности. Этот красивый, богатый, внимательный, галантный мужчина принадлежал ей. Эми необычайно гордилась им. Она отчаянно надеялась на счастье. В ней снова вспыхнул гнев на графиню, которая заставила ее сомневаться. – Вы знакомы с джентльменом по имени мистер Бартоломью Толливер? – неожиданно спросила Эми.
Рука Уолтера, на которую она опиралась, вдруг окаменела.
«Пожалуйста, пожалуйста, скажите «нет», – взмолилась про себя Эми. И снова перед глазами все закачалось и начало расплываться.
Замешательство Хейнсворта длилось недолго, и все же… Эми показалось, что за его молчанием скрывается нерешительность. Он как будто обдумывал, что же сказать в ответ… на простой вопрос.
– Так зовут поверенного, с которым я знаком. Почему вы спрашиваете?
– Один мой приятель упомянул его имя, добавив, что вы, возможно, его знаете, поскольку оба ведете дела в Лондоне.
– Приятный человек, – отозвался Хейнсворт и обворожительно улыбнулся.
От его улыбки мысли Эми путались и рассыпались, словно она смотрела на солнце. Пожалуй, только в этом виконт и походил на преподобного Силвейна. Однако он хорошо сознавал магическую силу своей улыбки и не случайно улыбнулся именно сейчас.
– Ваш отец дома, Эми? – В его бархатном голосе слышалось нетерпение страстного обожателя, которому хочется как можно скорее заявить свои права на любимую женщину.
Однако Хейнсворт никогда не пытался поцеловать ее. Виконт держался с подчеркнутой почтительностью, не отступая ни на йоту от правил благопристойности.
Эми вспомнилась сцена, подсмотренная недавно из окна кареты, мимолетная, словно сон: две застывшие фигуры – пастора и графини, два лица с одинаковым выражением глубокого чувства, то ли мучительной боли, то ли бесконечного счастья. Это видение заставило ее ошеломленно замереть, глядя в окно. Она знала, что сцена ей не пригрезилось.
«Осмотрительность не бывает излишней. Порядочному человеку нечего скрывать», – сказала леди Уэррен.
И хотя в эту минуту Эми ненавидела графиню еще сильнее, чем прежде, она невольно пожалела, что той нет рядом.
– Отца сейчас нет, он у одного из наших соседей, – проговорила мисс Питни.
– Как жаль, – с искренним огорчением отозвался Хейнсворт.
От этих слов, произнесенных тихим проникновенным голосом, сердце Эми взволнованно забилось, в душе вспыхнула надежда. Потом она представила отца, сидевшего у себя в кабинете, и решила, что поднимется к нему и расскажет о мистере Бартоломью Толливере, как только проводит виконта.
Последним увеселением зимних празднеств стал бал в доме Редмондов, которые, по примеру Эверси, проявили великодушие, любезно предоставив для нужд благотворительности свой бальный зал. Похоже, они не ставили в вину Адаму его родственные связи с недружественным семейством.
Синие, зеленые и белые ленты – цвета неба, моря и облаков Суссекса – украшали потолок над головами танцующих. По всему залу были живописно расставлены огромные вазы с цветами самых разнообразных оттенков из оранжереи леди Фенимор, образуя уютные уголки, где могли найти уединение влюбленные пары, чтобы нежно поворковать, или одинокие девушки, чтобы скрыть свои страдания.
Или отвергнутые обществом графини, чтобы спрятаться от сплетен и пересудов.
– Вы не сделали ничего дурного, – горячо защищала Хенни хозяйку, когда дамы перестали наносить Еве визиты, а затем объявили, что комитет больше не нуждается в ее помощи, поскольку все вопросы уже решены.
Разумеется, прямо ей никто ничего не высказал, если не считать гневной вспышки Эми Питни. Ева могла бы счесть случайностью, что всю неделю дамы были слишком заняты, чтобы ее навестить. Возможно, им действительно не требовалась помощь в украшении зала. Может быть даже, из какого-то каприза им всем одновременно вздумалось вдруг не приходить в церковь на следующий день после того, как Эми Питни обвиняющим жестом указала на крест у Евы на шее.
Возможно. «Однако, – перефразируя мисс Питни, сказала бы Ева, – пусть я скандально знаменита, но не глупа». Трусливой она тоже не была.
