– У миссис Гранди начались роды, доктор. Бедняжка страшно мучается. Послали за вами. Акушерка думает, что ребенок, возможно, перевернулся в утробе.
– Черт… – Доктор осекся. – Простите меня, преподобный. Уверен, вы понимаете. Младенцы сами решают, когда появиться на свет. Пожалуйста, останьтесь. Надеюсь, мой уход не испортит вам обед.
С этими словами он поднялся и ушел.
– О! Мне нужно присмотреть за пирогом! – с разыгранным оживлением воскликнула миссис Питни вскоре после ухода мужа и поспешно удалилась в сторону кухни, оставив Адама с Эми наедине.
Наступила неловкая тишина.
Эми долго водила вилкой по тарелке с соусом, прежде чем заговорить.
– Я прогнала лорда Хейнсворта.
– Хорошо, – коротко отозвался Адам.
Снова повисла пауза. Наконец Эми отложила вилку.
– Могу я задать вам вопрос, преподобный Силвейн?
– Конечно.
Адам вовсе не стремился очаровать Эми, стараниями которой его жизнь превратилась в ад. Но, будучи священником, он заботился о ее душе.
– Вы думаете, Хейнсворт лгал о графине?
– Он произвел на вас впечатление человека честного, мисс Питни? – мягко спросил Адам, но его пронзительный взгляд заставил Эми потупиться. Внезапно, сам того не желая, он почувствовал жалость к этой девушке, чья гордость оказалась уязвлена, а надежды рассыпались в прах.
– Боюсь, никто больше не заинтересуется мною, – произнесла она слабым, сдавленным голосом.
Адам знал, что признание далось ей нелегко, ведь Эми всегда восхищалась им.
Эми в самом деле нуждалась в его помощи, если, переступив через гордость, заговорила о том, что ее мучило.
– Мисс Питни, отчего, по-вашему, зависть считается одним из смертных грехов? – Эми заносчиво вскинула голову, глаза ее сузились. – Это грех человека перед самим собой. Он разрушает вас и ослепляет, мешая видеть множество вещей, включая добрые намерения. Бог в великой мудрости своей создал вас совершенной, единственной в своем роде. Не лучше и не хуже кого-то еще, но неповторимой в своем совершенстве. Вы должны поверить в это, чтобы человек, предназначенный вам судьбой, смог это увидеть. И чувство, которое вы испытываете, когда вас видят такой, какая вы есть… не спутаешь ни с чем.
Эми посмотрела на него своими умными темными глазами, и Адаму показалось, что в них отразилась молчаливая мольба о прощении.
– Пожалуй, мне стоит вышить на подушке заповедь «Не завидуй».
Адам слабо улыбнулся.
– Возможно.
Миссис Питни вернулась к столу, и почти тотчас в дверь снова заколотили.
Из прихожей послышался громкий спор.
– Но она очень больна, сэр, – донесся взволнованный мужской голос. – Графиня боится, что она, возможно, не доживет до утра. Пожалуйста, скажите ему.
– У миссис Гранди трудные роды, доктор сейчас с ней. Уверяю вас, сэр, здесь его нет.
Адам, вытянув шею, заглянул в прихожую и увидел лакея в алой с золотом ливрее.
Слуга доктора пытался выставить его за дверь, но тот не сдавался:
– Пожалуйста, попросите доктора прийти, как только он вернется! Пожалуйста!
Слыша, как в ушах отдаются бешеные удары сердца, Адам постарался придать голосу спокойствие.
– Может быть, вы объясните мне, что случилось? – обратился он к слуге доктора, когда тот вернулся в столовую.
– Горничная графини Уэррен, вроде бы ее зовут Хенриетта, серьезно больна, сэр. Насколько я понял, недавно ей стало хуже. Графиня опасается за ее жизнь. Жаль, что этого беднягу пришлось отослать ни с чем.
Пока слуга говорил, Адам медленно поднялся из-за стола.
– Принесите, пожалуйста, мой плащ. И пусть приведут мою лошадь. Немедленно.
Стремительно пройдя через холл, пастор выхватил у подоспевшего лакея свою шляпу и плащ. Затем вскочил на лошадь и понесся галопом в сторону Дамаск-Мэнор, будто все демоны ада гнались за ним по пятам.
Глава 21
Проскакав бешеным аллюром весь путь до дома графини, Адам спрыгнул с лошади, наскоро привязал спутанные поводья к ветвям боярышника, бросился к двери и заколотил в нее кулаком.
Дверь распахнулась так быстро, что он невольно отпрянул.
Ему открыла Ева, босая, в ночном пеньюаре. Растрепанные волосы черным ореолом обрамляли ее бледное лицо, в зеленых глазах застыл смертельный страх. Встретив ее взгляд, полный муки, Адам почувствовал, как в грудь заползает холод.
– Доктор не смог прийти, Ева. Его срочно вызвали.
У нее подкосились ноги.
Она упала бы, но Адам успел выбросить вперед руку и подхватить ее под локоть. Мягко разжав стиснутые пальцы Евы, он взял у нее светильник и поднял повыше. Теперь он мог рассмотреть лицо графини. Веки ее припухли, глаза покраснели, под ними залегли темные тени, словно она не спала уже много ночей.
У Адама сжалось сердце.
– Хенни не умрет, – твердо произнес он. Адам понимал, что не вправе давать обещания, ведь судьба больной не в его власти, но он готов был спасти ее ценой собственной жизни. – Отведите меня к ней.
Пастор быстро, безмолвно последовал за Евой. Его жадный восхищенный взгляд не отрывался от ее фигуры, от босых ног, ступавших по деревянной лестнице, от темных кудрей, озаренных отблесками лампы. В дрожащем свете сквозь тонкий муслин пеньюара рисовались соблазнительные очертания стройных ног. Адам пожирал их глазами.
Вслед за Евой он вошел в жарко натопленную комнату Хенни. В камине ярко горел огонь. Высокие языки пламени метались так же неистово, как больная в постели.
– Я посижу с ней, Ева. Отдохните. Оставьте нас. Пожалуйста, прилягте в гостиной и немного поспите.
Ева обернулась на его голос, как изможденный пловец, увидевший спасительный плот в бурных волнах. Страх сдавил ей горло, лишив сил говорить, да и что могла бы она сказать? Все ее мысли занимало одно: Хенни больна. Возможно, умирает. Адам пришел. Вот и все.
Он замер в дверях, ясно давая понять, что не войдет в комнату умирающей, пока Ева его не послушается. Она безропотно подчинилась.
Ева слишком устала, чтобы сопротивляться властной уверенности пастора. Он пришел. Это казалось чудом. А может быть, Господь ответил на ее молитвы, а значит, чудо все-таки свершилось.
Ей вдруг показалось, что неимоверная тяжесть, пригибавшая ее к земле, медленно соскользнула с плеч, и стало легче дышать. Ева внезапно поняла, что рядом с Адамом всегда испытывала удивительную легкость, у нее будто вырастали крылья. «Хотя, – сонно подумала она, – скорее, это у него за спиной крылья, поэтому ему так хорошо удается помогать другим нести бремя жизни».
Поймав себя на этой мысли, графиня почувствовала, что валится с ног от усталости.
