Ева устало потерла лоб, будто желая стереть воспоминания о событиях этого дня. Она с трудом сглотнула горький ком, подступивший к горлу. Ей вспомнились яростно сжатые губы Адама, его ледяное презрение. Как жестоко он ранил ее, даже многоопытный любовник не смог бы ударить больнее. Ева чувствовала, что прежде с ним не случалось ничего подобного. Вот чему научила его любовь… или страсть. «О, я всегда оказывала благотворное влияние на мужчин», – язвительно усмехнулась она про себя.
Пусть отправляется в преисподнюю, в царство Аида, чертов священник! Будет глодать там кости Немейского льва. Отныне он для нее больше не существует. Ее сердце стало глыбой льда.
Ева принялась медленно вынимать из волос шпильки, собирая их в кулак. Потом разжала ладонь, и шпильки рассыпались по столику. Она вспомнила, как Адам отвел локон с ее лба. В тот миг его лицо…
Ева отогнала от себя эту мысль.
Ее охватило тягостное чувство, что жизнь никогда уже не будет прежней. Удастся ли ей оправиться от удара?
Рассеянный взгляд Евы скользнул по окну. Едва ли она станет скучать по Суссексу, когда вырвется отсюда. Она повернулась было к зеркалу, но леденящий ужас заставил ее резко вскинуть голову и впиться глазами в окно.
– Милосердная Мария, Матерь Божья…
Ева неловко сползла со стула на пол. Сердце бешено колотилось где-то у горла, руки и ноги сделались ватными. Она медленно подобралась к окну, встала на колени и осторожно выглянула в сад.
Да. За воротами действительно стоял какой-то мужчина. Она вгляделась в темноту, но окутанная сумраком фигура оставалась в тени. Ева почувствовала, как по спине поползли мурашки. «Кто, черт возьми, это мог…»
Незнакомец, кем бы он ни был, не двинулся с места, оставаясь за воротами. Ветер играл полами его плаща. Ева недоуменно нахмурилась, рассматривая темный силуэт. Кому понадобилось ее преследовать? Может, это сам Одноглазый Уильям, разбойник с большой дороги? Только этого ей и недоставало…
Вдруг – словно фокусник распахнул свою мантию – тучи наконец расступились, и на небе показалась луна. Вуаля! – и Ева узнала мужчину, маячившего у ворот. Он был без шляпы. Белокурая голова, посеребренная светом, казалась второй луной в черном бархате ночи.
«Надо бы завести собаку, – подумала Ева, глядя на Адама. – Огромного грозного зверя, похожего на псину О’Флаэрти, только с острыми зубами. Этот пес любил бы хозяйку и ластился к ней, но держал на расстоянии всех мужчин с их бесконечными требованиями и капризами».
Ева со вздохом набросила на плечи накидку и надела туфли. Потом взяла светильник и сошла по лестнице вниз.
Как ни странно, сердце ее, хоть и обратилось в лед, отчаянно колотилось о ребра. Это глупое сердце буквально выскакивало из груди.
Тишину ночи нарушал только хруст схваченной морозом травы под ногами, шорох гравия да бешеные удары сердца, отдававшиеся у Евы в ушах.
Она остановилась возле увитой зеленью арки. Несколько мгновений они с Адамом молча смотрели друг на друга.
– Я не собирался прятаться, – произнес наконец Адам вместо приветствия. – Просто на меня напала… нерешительность.
– О, я и не думала, что вы прячетесь. Амплуа печального задумчивого героя вам не подходит.
Ева говорила беспечным тоном, но ее слова ранили, как шипы роз.
– Наверное, мне недостает смуглости, чтобы убедительно изображать задумчивость и печаль.
Ева не улыбнулась в ответ.
Адам оставался за воротами, словно неприкаянная душа перед святым Петром. Казалось, он смиренно ожидал, позволит ли Ева ему пройти.
– Я вел себя ужасно, – внезапно признался пастор.
Ева не ответила, молчанием выражая свое согласие.
– Я хотел бы принести извинения, – чопорно добавил он.
– Хорошо. Извольте.
– Я прошу у вас прощения.
– Ваше покаяние меня сразило.
Адам шумно перевел дыхание.
– Я не имел права… В меня словно вселился другой человек.
– Другой человек? Откуда вы знаете? Разве вам прежде приходилось играть роль ревнивого поклонника, Адам?
Эта колкость доставила Еве мстительное удовольствие. Высмеивая неопытность Адама, она испытала тайное торжество. Ее уже начал пробирать холод, но она желала показать преподобному Силвейну, что не намерена спускать обиду.
– Нет. – Признав правду, он лишил Еву главного ее оружия – насмешки. Адам заговорил снова – торопливо, сдержанно и до странности сухо, почти официально. – Мне показалось… будто в меня вселился другой человек, потому что я всегда тщательно обдумываю свои слова и поступки, стараясь быть справедливым и никого не ранить. Полагаю, в большинстве случаев мне это удавалось, за что я благодарен судьбе. Но… сегодня я хотел причинить вам боль.
«Потому что мне самому было больно». Он не произнес этого вслух, но Ева легко угадала продолжение фразы.
Слова Адама поражали резкой прямотой и силой, необычной даже для него.
– Вам это удалось. – У Евы болезненно сжалось горло. Ее голос прозвучал глухо. Признание далось ей с трудом.
Каким-то непостижимым образом Адаму всегда удавалось очистить ее от шелухи, обнажив самую суть. Он не оставлял ей времени, чтобы все обдумать и выбрать подходящую стратегию. Графине оставалось лишь говорить правду, без уверток, без умалчивания, и это безумно ее пугало. Только с Адамом она чувствовала себя полностью беззащитной, лишенной привычной брони. Понимал ли он, как ей страшно, невольно задумалась Ева.
Признания связывали их незримой нитью, тугой, как тетива лука. Они так легко ранили один другого, потому что слишком много значили друг для друга.
– Это было чудовищное чувство, – произнес Адам.
Ева закрыла глаза. О боже, он сбил с ног мужчину, который осмелился бросить тень на ее запятнанное имя. Конечно же, Адама мучило сознание, что он жестоко ее обидел. Все это время он терзался и казнил себя. Но его невинность вызвала у Евы вспышку раздражения.
– Добро пожаловать в мир простых смертных. Мы все мало чем отличаемся от капризных, бьющихся в истерике детей, когда все складывается не так, как нам хочется. В особенности если речь идет об отношениях между мужчинами и женщинами. Недаром везде и всюду у маленьких деток «мой» – любимое слово. Нам не понадобились бы законы, запрещающие дуэли, будь мы цивилизованными людьми, а не дикарями.
– Я никогда не совершал ничего подобного. – В словах Адама явственно слышалось невысказанное обвинение: «До встречи с вами».
– Полно. Надеюсь, вы не собираетесь предаваться самобичеванию.
– Вовсе нет. Но благодарю вас за нравоучение, леди Уэррен. Ваш опыт… далеко превосходит мой, что, несомненно, послужило мне на пользу.
Ева вскинула голову. Она хотела заметить, что эта последняя колкость свела на нет извинения Адама, но ей понравился его дерзкий ответ. Вдобавок графиня заслужила упрек.
