– Да, спасибо. Это будет чудесно.
– Его милость также предлагает, чтобы вы упаковали свои вещи, прежде чем присоединиться к нему, поскольку вы оба уезжаете пятичасовым поездом в Лондон.
Белинда ощутила разочарование – слишком мало времени они провели тут вместе, но все равно кивнула.
– Попросите горничную упаковать мои вещи, если вам нетрудно, – сказала она дворецкому. – Я хочу прогуляться после завтрака.
– Конечно, миледи.
Белинда позавтракала и занялась осмотром дома и окрестностей. Дом выглядел очаровательно, во всяком случае, снаружи. Внутри, как и говорил Николас, все оказалось ужасным. Но комнаты были просторными, и, если приложить немного усилий, можно сделать их по-настоящему привлекательными.
Снаружи были разбиты прелестные незатейливые сады и цветочные бордюры, а дальше к северу раскинулась березовая роща. На востоке располагалась домашняя ферма, а за ней – коттеджи арендаторов и их фермы. К югу и западу до самого горизонта зелеными волнами тянулись ряды хмеля и ячменные поля.
Хонивуд был местом приятным и красивым, не то что замок Федерстонов. Тот дом всегда казался Белинде мавзолеем, холодной глыбой из гранита и мрамора посреди Йоркшира. Она его ненавидела.
Белинда нашла садовую скамью с видом на ряды хмеля. Даже отсюда она ощущала его запах, свежий, травяной, немного напоминавший хвойный. Она дышала этим ароматом, куда более приятным, чем лондонский воздух, и смотрела на поля, но думала при этом о Николасе и о том, что случилось вчера. Нечто поразительное, чувственное, самое чудесное переживание в ее жизни. Белинда хотела все повторить – чтобы Николас ее раздел, обнимал и целовал, снова занимался с ней любовью. И не только это: она просто хотела быть с ним. Николас делал ее счастливой, куда счастливее, чем Белинда когда-либо себя ощущала. Ей хотелось хорошенько пнуть себя за то, что она так долго раздумывала, приезжать ли сюда. Как сказала Мэй Бьюканан, любовь и в самом деле очень проста.
Любовь. Вот в чем дело. Слово, которое Белинда запрещала себе вспоминать. Прошли годы с тех пор, как она думала о значении любви в своей жизни. Все это время Белинда чувствовала себя вполне довольной жизнью, не осознавая, насколько одинока. Но оставив Николаса вчера ночью, лежа в холодной постели и обнимая подушку, ясно поняла, как сильно себя обделяла все эти годы, а может быть и всю жизнь.
Чувствовал ли эту пустоту Николас? Хочет ли Белинда ему доверять? Неужели она влюбляется в него? Если так, это было по-другому, нежели с Чарльзом. В этот раз Белинду охватила намного большая чувственность. Она думала о глазах Николаса, о том, как он смотрел на нее, обнаженную, – Чарльз никогда так на нее не смотрел. Но любовь ли это? Ее отношение к мужу было страстной слепой влюбленностью, одержимостью, которая, как теперь понимала Белинда, никогда бы не переросла в глубокое чувство, потому что Чарльз был на него не способен. Он, как догадывалась теперь Белинда, был человеком, который просто не умеет любить.
Николас, как он крикнул ей в спину тогда, в мае, не Чарльз. Теперь Белинда это знала и верила, что вчерашнее признание в любви было искренним. Она сомневалась лишь в своих чувствах.
Пожалуй, время – единственный способ в них убедиться. Белинда всегда советовала клиенткам не спешить, но ей эта роскошь недоступна. Чем дольше тянется эта связь, тем выше риск для ее репутации. Кроме того, признание Николаса в любви отнюдь не включало в себя предложение руки и сердца. А без замужества влюбленную женщину ждут лишь позор и социальная гибель. С другой стороны, если Николас предложит пожениться, согласится ли она? Что, если ему нужна только интрижка? Достаточно ли для нее этого?
Белинда ничего не могла с собой поделать: она целое утро снова и снова прокручивала в голове все эти вопросы, и к тому времени как пришел лакей с корзинкой для пикника и повел ее к Николасу, ответов на них у Белинды так и не появилось. Но стоило увидеть его, стоящего у зарослей хмеля, она поняла, что все это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что есть сейчас.
Николас разговаривал с пожилым джентльменом. Они обсуждали урожай и вели себя довольно непринужденно. Белинда вдруг с изумлением поняла, что сельская жизнь ему идет. Он был без шляпы, и волосы его блестели на солнце, как янтарный мед. Простая одежда – льняная рубашка, твидовые брюки и сапоги для верховой езды – сидела на нем лучше, чем сшитые на заказ смокинги. Будто для того, чтобы это подтвердить, Николас поднял руку, широким жестом обведя окружавшие их ряды хмеля, и яркое солнце очертило сквозь лен его силуэт. «Да, – подумала Белинда, с удовольствием рассматривая его, – деревенская жизнь по-настоящему ему идет».
Белинде никогда не приходили в голову подобные мысли о мужчинах, но сейчас, опустив взгляд на его узкие бедра и вспомнив, как Николас выглядит без брюк, она вдруг поняла, что эти размышления ей очень нравятся, и это признание вызвало у нее улыбку. Святые небеса, что бы подумали в светском обществе, узнай, что леди Федерстон способна на такие распутные фантазии, особенно о маркизе Трабридже! Вот это была бы сенсация.
Словно почувствовав ее присутствие, Николас обернулся, увидел Белинду и лакея, широко улыбнулся ей и поспешил завершить разговор с пожилым джентльменом.
– Спасибо, мистер Барроуз. Прошу извинить меня за то, что помешал вам посетить воскресную службу.
– Никаких извинений не требуется, милорд. Я же знаю, что вы сегодня уезжаете в Лондон. Только не говорите моей жене, но я ничуть не расстроен, что пропустил службу. Наш викарий несколько… многоречив.
Николас рассмеялся.
– Вот и славно. Зайдите в паб и как следует отдохните остаток воскресенья. Я и так вас слишком задержал.
Когда тот ушел, Николас повернулся к лакею и забрал у него корзину.
– Спасибо, Ной. Можешь идти.
– Хорошо, милорд. – Он поклонился Белинде. – Миледи.
Ной направился по дорожке к дому, а Николас повернулся к Белинде.
– О чем это ты думаешь? Улыбаешься, как кот при виде сметаны, – спросил он и склонился над ней. – Надеюсь, о том же, о чем и я.
Его улыбка сделалась еще шире.
– Думала, как тебе идет деревенский наряд.
– А я-то надеялся, ты вспоминаешь, как я выгляжу без одежды.
– Может, и вспоминаю, – выпалила Белинда, не успев прикусить язык.
Улыбка исчезла с его лица, и Белинде показалось, что у него перехватило дыхание, но заговорил Николас довольно беззаботным голосом.
– Ну и ну, какой испорченной девочкой ты стала, – пробормотал он, поцеловав ее в губы, и отвернулся, прежде чем она успела ответить, показав на ближайший луг. – Я подумал, мы можем поесть прямо там.
Белинда согласилась, и они побрели по полю с высокой травой и ромашками, расстелили одеяло и сели, поставив между собой корзинку.
– Давай-ка посмотрим, что у нас там. – Николас открыл ее, начал вытаскивать еду и раскладывать на одеяле. – Хлеб, ветчина, два вида сыра, пикули, горчица и ежевика. Мм-м, а вина нет? – Он еще раз заглянул в корзинку. – А, она положила нам пиво.
