– О боже… – выдохнула она. – Боже милостивый!
Склонив голову к плечу, Софи с изумлением смотрела на стоявшего перед ней мужчину.
«Черт побери! – мысленно восклицал граф. – Ведь это ее первый поцелуй! Ее никогда раньше не целовали! Но это совершенно невозможно! Нет, возможно. Впрочем, не важно».
Нахмурившись, Лонгмор проговорил:
– Никогда больше не делайте такого.
– Такого? – Софи улыбнулась. – Чего именно?
– Терпеть не могу истерик, – заявил граф.
– Д-да… Конечно… – пролепетала Софи.
У Гарри тоже все плыло перед глазами, но он достаточно отчетливо видел стоявшую перед ним девушку. И еще видел кровать, находившуюся всего в нескольких шагах. Такую гостеприимную и манящую…
Так почему же не принять приглашение? Хм… потому что… Он не знал, почему. И не знал, почему сдерживал себя.
Резко повернувшись спиной к Софи и к кровати – ко всему на свете! – граф стремительно вышел из комнаты.
Затаив дыхание, Софи провожала его глазами.
Он ушел. Черные и растрепанные – словно он ерошил их – волосы… И еще – широкие плечи и могучие мышцы на руках, соблазнительно игравшие под тонким полотном сорочки… Он с громким стуком захлопнул за собой дверь, заставив ее вздрогнуть.
Софи со вздохом покачала головой. Закрыла и тут же открыла глаза. Провела языком по губам, совсем как он…
Чуть помедлив, Софи подошла к столу, наполнила бокал и залпом выпила, чтобы укрепить решимость. Затем шагнула к смежной двери и рывком распахнула ее.
Лонгмор замер с бокалом у рта. У него были такие чувственные губы, и она до сих пор ощущала их жар…
– Нет! – выпалила Софи. – Ни за что!
– О чем вы? С ума сошли? – пробормотал Лонгмор.
– Да, но только на минуту. Не смейте больше этого делать! Нельзя же быть таким идиотом!
– Уходите! – велел он. – Неужели не понимаете?… Вы же почти раздеты!
– Не важно! Мне необходимо…
– НЕ ВАЖНО?! Послушайте меня, мисс Невинность, существует много вещей, на которые мужчина может не обратить внимания! Но только не на полуголую женщину!
– Бросьте! – отмахнулась Софи. – Времени не было одеться. Должна сообщить, что я все еще не пришла в себя.
Лонгмор провел ладонью по растрепанным волосам.
– Вам не нужно ничего сообщать. Лучше уходите.
– Я не могу заводить романы с заказчиками. Это плохо для дела, – пояснила девушка.
– Для дела?
– Только не говорите, что вы не заказчик.
– Конечно, нет, идиотка! Когда я в последний раз покупал платье?
– Любой мужчина, имеющий средства, чтобы оплатить счета, рано или поздно обзаведется женщиной, которая захочет прийти в наш магазин, – пояснила модистка. – Но никто не пожелает иметь с нами дело, если мы приобретем репутацию легкомысленных девиц, крадущих чужих мужчин.
– Речь идет не о нас с вами, а о магазине?
– Вот именно! Я говорю совершенно серьезно: если вы еще раз меня поцелуете – ударю вас ножом!
С этими словами Софи вышла и захлопнула за собой дверь. Налила еще вина, но на сей раз пила медленнее. Сердце билось так сильно, что даже ребра заболели. Она не помнила, когда в последний раз ей приходилось так трудно. Когда в последний раз она так отчаянно противилась собственным желаниям…
Неудивительно, что Марселина потеряла голову из-за Кливдона! Неудивительно, что она настойчиво объясняла ей, Софи, как делаются дети.
Похоть – опасная сила. И, как всякая Нуаро, Софи любила опасности, риск и азартную игру.
Но она не могла и не хотела ставить на карту «Мэзон Нуар». Если она позволит опасной силе увлечь ее, то вместе с ней погибнет и все, ради чего они работали и страдали.
Софи встала, подошла к ванне и выудила из нее пеньюар, который утопил Лонгмор. Выжала и повесила на спинку кресла, поближе к огню. Его еще можно было спасти. Девушки из «Общества портных» распорют его и перешьют.
Но пеньюар – чепуха, глупость. Ей сейчас нужно спасать магазин, а для этого нужно спасти леди Клару. Нелегкая задача!
Софи улыбнулась. В конце концов, она – Нуаро. А легкие задачи – они ужасно неинтересны!
Глава 8
«Площадь Ричмонд-парка – восемь миль в окружности, а именно 2253 акра, из которых менее ста относятся к этому приходу. 650 акров находятся в Мортлейке, 265 – в Питершаме, 230 – в Патни, а остальные – в Кингстоне. Земли этого парка имеют не только холмы, но и долины, не говоря уже о прекрасных старых дубах и других насаждениях».
Дэниел Лайсонс. «Окрестности Лондона», 1810
Уорфорд-Хаус
6 июня. Суббота
– Больна? – переспросил Аддерли. – Надеюсь, ничего серьезного… Но ведь Клара здорова как лошадь. Как корова! Вот кого не назовешь слабой или болезненной.
– Мы тоже надеемся, – кивнул лорд Валлентайн. – Она, должно быть, простудилась прошлой ночью, у двоюродной бабушки Доры. Старый дом, знаете ли… Сквозняки и дождливая ночь.
– Значит, простуда? – пробормотал Аддерли. Его тоже знобило. И казалось, какое-то гнетущее уныние висело над Уорфорд-Хаусом. Впрочем, он и прежде находил эту атмосферу леденящей. Леди Уорфорд держалась с ним безукоризненно вежливо, но при этом умудрялась выглядеть так, словно обоняла нечто такое, о чем воспитание не позволяло упоминать вслух. А Клара вначале казалась достаточно теплой, но с каждым днем становилась все более отчужденной. Интересно, почему?
Конечно, ее чувства едва ли имели для него хоть какое-то значение. Кларе придется выйти за него, вот и все. И пусть злятся и лягаются сколько хотят, пусть леди Уорфорд не упускает ни единой возможности напомнить ему – с безукоризненной учтивостью! – о его низком происхождении. Он все стерпит, а они не смогут его прогнать.
Единственное, на что он никак не рассчитывал, – это болезнь Клары. А болезнь, судя по всем признакам – тяжелая…
Лицо лорда Валлентайна было положительно похоронным. И в душе Аддерли шевельнулась тревога.
– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он.
Лорд Валлентайн печально покачал головой.
– Очень жаль, но ничего нельзя сделать. С ней наша матушка. Не отходит от постели.
– Вы, разумеется, послали за доктором?
– Уверяю, о моей сестре прекрасно заботятся. Осмелюсь предположить, через день-другой она будет совершенно здорова. – Последнее было сказано без особой уверенности.
Ужасно встревожившись, Аддерли ушел. А что еще ему оставалось?
Он потратил несколько месяцев на то, чтобы поймать ее в свои сети. Несколько месяцев, которые мог бы посвятить охоте за другой.