– А я осмелюсь сказать, что леди Дервич уже прочитала бесконечно подробные детали туалета Клары в «Спектакл», – вмешался Лонгмор. – Как все мы.
– Я просто указываю, что туалет леди Клары мог находиться, на взгляд ее брата, в большем беспорядке, чем на самом деле, – сказала Софи.
– Какая разница – в большем или меньшем?! – разозлился граф. – Она была наедине с ним! Он расшнуровал ее корсет и спустил платье с плеч, а потом сделал вид, будто галантно пытается скрыть то, что скрыть невозможно.
– Но если бы он действительно был галантным, то не понадобилось бы ничего скрывать, – резонно заметила леди Дервич. – Естественно, я ничего подобного ей не сказала, чтобы не расстраивать девочку. Но она и без меня все поняла. Именно это и побудило ее броситься в такую авантюру. Она передала слова этой мерзкой особы Бартрам, которые та бросила ей в лицо… или достаточно прозрачно намекнула. Клара сказала, что с нее достаточно унижений! Терпеть новые из-за человека, который ее презирает? Невыносимо! Я пыталась урезонить ее. Но вы же знаете, как близко к сердцу принимает она подобные вещи. Бабушка смогла бы убедить Клару, у нее это всегда хорошо получалось. Но я с таким же успехом могла говорить с дымовой трубой. Не знаю, как можно все уладить. Она не верит, что это возможно. Так что мне остается только бояться за нее.
Глава 9
«Хэмптон-Корт – королевский дворец, воздвигнутый в тринадцати милях от Лондона кардиналом Уолси и подаренный им своему повелителю Генриху Восьмому… Окрестности дворца вполне достойны внимания посетителей и вполне доступны».
Кранли. «Картинки Лондона», 1834
Целую вечность спустя Лонгмор попытался вывести Софи из дворца тем же путем, которым они пришли. Она же медлила, глазея на окна, узкие коридоры и закрытые двери, глазея так упорно, словно пыталась прожечь их взглядом.
– Вы остались бы тут на ночь, если бы я позволил, – проворчал граф.
– Я всего лишь пытаюсь узнать как можно больше, – оправдывалась Софи. – Знаете, нелегко будет убедить вашу сестру вернуться в Лондон. Для этого нам нужно понять ее мотивы.
Но он больше не хотел ничего понимать! Откровения леди Дервич, дополнившие речи Софи, довели его до белого каления. Ему хотелось побыстрее выбраться отсюда! И он больше не жалел, что оставил Аддерли в живых. Смерть была бы для него слишком хороша! Его следовало избить в кровь так, чтобы навеки попортить смазливую физиономию. Пусть мучается до конца дней своих, как мучил Клару.
– Не желаю ничего слышать, – заявил граф. – Женщины обычно говорят о чувствах. Не самая моя любимая тема. Полезнее поговорить со слугами и дворцовыми служителями. Похоже, Клара была не слишком откровенна. Даже с леди Дервич. Но Дейвис говорила с садовником о местных гостиницах, и он рекомендовал «Эшерс Беар-инн». Нужно ехать.
– Знаю.
– Ну и…
– Иду-иду…
– Почему же вы медлите.
– Я думаю.
– Нельзя ли думать и идти одновременно? – в раздражении проговорил Лонгмор.
– Вы всегда так нетерпеливы? – улыбнулась Софи.
– Не всегда, но сейчас чрезвычайно. Потому что мы уже и так потеряли несколько часов.
– Не больше, чем ваша сестра. Она ведь не могла никуда ехать в бурю. И провела ночь в гостинице. А вы же сами сказали, что ее лошади нужен отдых.
– Но у нее день форы! – напомнил Гарри.
– Вряд ли она могла отправиться в путь в таком состоянии. Слишком была расстроена.
– Зато я не расстроен! И даже будь я расстроен, все равно отправился бы… куда-нибудь.
– Вы чрезвычайно расстроены. – Софи сокрушенно покачала головой. – Наверное, тем, что мы с леди Дервич сказали о Кларе? И теперь вы хотите кого-нибудь убить. Или ударить. Но мы не можем позволить себе драться, потому что, если вас арестуют…
– Не арестуют!
Она встала перед графом, вынудив его остановиться, и схватила за лацканы сюртука.
– Выслушайте меня! Я позабочусь о решении проблем вашей сестры, ясно?!
– Вы? – Лонгмор презрительно ухмыльнулся. – Теперь не верю. Я был глуп, решив, что это возможно. Негодяй намеренно скомпрометировал мою сестру. Это была вовсе не похоть, черт его побери, а хладнокровное…
– Мы о нем позаботимся, – перебила Софи.
– Вы – женщина! Хозяйка магазина! Какого же черта вы вообразили, будто что-то можете?!
– Вы понятия не имеете, на что я способна, – отрезала Софи.
– Солгать – да. Сыграть роль – да. Шпионить – да. Но я ни за что не поверю…
– Вы избалованный аристократический болван! И ничего обо мне не знаете. Не знаете, что мне пришлось пережить. Дитя вы малое! Младенец! Капризный, так и не повзрослевший малыш, огромный ребенок, который бьет людей, когда не может настоять на своем. Вы… уфффф!
Он обнял ее за талию – и рывком привлек к себе.
– Значит, ребенок?
Софи стала вырываться, но это было все равно, что драться с кирпичной стеной. Граф же наклонил голову и нашел губами ее губы. Когда же она вспомнила о необходимости отстраниться, было слишком поздно, потому что он уже ее целовал. Еще более исступленно, чем прежде, и она чувствовала этот поцелуй всей своей сутью.
Софи сжала кулаки. Она могла это сделать – могла сопротивляться! И она заставила себя ударить его – раз за разом била кулачками в грудь… Увы, жалкие усилия. Вряд ли он чувствовал ее удары.
Но она-то прекрасно чувствовала его горячие губы. И чувствовала его огромное мускулистое тело… а также его запах, действовавший на нее подобно опиуму, убивший ее волю к сопротивлению и способность мыслить.
Она сдалась. Расплавилась на его груди. Губы ее приоткрылись, а поцелуй становился все более страстным, жгучим и опасным. И все исчезло, оставались лишь ощущения, которым не было названия, хотя они и заставляли ее сердце колотиться все сильнее. И ощущения эти перемещались все ниже – туда, где им не полагалось быть. Но все же они охватывали ее все сильнее, пробуждая голод, пробуждая непреодолимое влечение…
Наконец кулаки ее разжались, и пальцы вцепились в плечи графа, потому что иначе она просто упала бы и…
Он подтолкнул ее к стене, все еще держа в плену поцелуя, и она, трепеща, прислонилась к холодным кирпичам, но все тело ее по-прежнему было восхитительно теплым. Граф тоже оперся о стену, и Софи вдруг почувствовала, что наклон его головы изменился. Теперь его поцелуй стал еще более жарким, а губы, казалось, обжигали.
Внезапно, она услышала какой-то звук… Далеко ли? Ах, не имеет значения! Но звук стал громче. И кто-то откашлялся.
Софи распахнула глаза, и в тот же момент Лонгмор отстранился. Почти не поднимая головы, он обернулся на шум.
– Прошу простить, ваша милость, – раздался чей-то голос.
