А руки его спускались все ниже, к интимному местечку между ее ног. Софи снова застонала – и едва не замурлыкала точно кошка, которую ласкают.
А потом Лонгмор вдруг повернул ее на бок, и она почувствовала, как он поглаживает ее спину, нащупывая застежки платья. Ей вспомнилось минувшее утро – и на нее нахлынула очередная волна жара.
Еще секунда – и граф расстегнул лиф платья. И все это время он не переставал целовать ее шею и плечи. Отстранился же только затем, чтобы снять с нее платье; и при этом бесцеремонно вертел – как куклу. Наконец отбросил платье, и Софи услышала тихий шелест шелка, упавшего на пол.
За платьем последовали туфли. Подкладки в рукава тоже куда-то улетели. Лонгмор же быстро расшнуровал корсет – так, словно занимался этим ежедневно.
Его жилет тоже куда-то исчез. А рубашку она расстегнула сама и теперь с жадностью поглаживала его грудь и живот. Да-да, она к нему прикасалась. Она не была беспомощной! И никогда больше не будет, потому что приобрела власть над этим большим и опасным мужчиной.
Софи даже не заметила, как «растаяли» нижняя юбка и сорочка. И соскользнули вниз подвязки и чулки. Но ей было все равно – она была всецело поглощена Лонгмаром. Она видела его в драке. Видела, как он правил экипажем. Видела, как ходил. Как двигался. Когда он был с ней рядом, она не могла отвести от него глаз. А теперь не могла не прикасаться к нему, не могла не любоваться им – его силой и красотой. И конечно же, восхищалась этим человеком.
Как и все в ее семье, Софи вечно рисковала и играла с огнем. Вот и теперь было то же самое, когда провела ладонью по его брюкам и ощутила жаркую пульсирующую выпуклость. В ушах ее прозвучал голос кузины Эммы, но такой слабый, такой отдаленный, что слушаться его не было необходимости.
А Лонгмор… Его было слишком много, и это заглушало все доводы разума. Слишком много мужской чувственности, ошеломившей ее… Слишком много желания, одолевшего здравый смысл…
Тут он наклонился и снова ее поцеловал. И Софи тотчас же забыла о кузине, забыла о Париже и Лондоне и обо всем прочем… Сейчас для нее существовал только этот мужчина, целовавший ее и ласкавший. Целовавший и ласкавший так, что ей хотелось смеяться и плакать. Теперь он целовал ее всю – все тело, и каждый поцелуй словно разжигал крошечный костер.
Софи судорожно вцепилась в волосы графа, а он спускался все ниже; вскоре его язык делал с ее самым интимным местом то же, что до этого с губами. И все вдруг изменилось, мир стал совсем другим, стал огромной черной лагуной в тропическую ночь. Воздух сгустился и стал пьянящим, а наслаждение росло и росло, и какая-то странная боль росла вместе с ним; то была жажда чего-то, не имеющего названия, того, что она вот-вот должна была найти.
Софи смутно слышала шорох одежды. Должно быть, он раздевался. А потом, обнаженный, лег на нее – и его поцелуй оказался таким жгучим, таким нежным, таким сладостным…
Внезапно он вонзился в нее, и все тело пронзила острая боль. Туман у нее в голове рассеялся, глаза широко распахнулись. «Как странно… – промелькнуло у Софи. – Ох, что я наделала?!!»
Но он по-прежнему целовал ее – губы его были необычайно нежными, – и напряжение покидало Софи. Вскоре она расслабилась и невольно улыбнулась – боль почти прошла. «Ох, как чудесно быть соединенной с ним!!!» – воскликнула она мысленно.
Софи провела ладонями по его спине, наслаждаясь пульсацией могучих мускулов. Запах мужчины наполнял воздух и пьянил. И пьянило сознание их власти друг над другом.
Тут он начал двигаться, и Софи инстинктивно двигалась вместе с ним – она почти тотчас же уловила ритм его движений и теперь раз за разом приподнималась ему навстречу.
Он был нежен и не торопил ее. А она чувствовала себя скрипкой, на которой играл гений. И слышала музыку. Все струны ее тела вибрировали, и музыка становилась все громче. Потом Лонгмар стал двигаться быстрее, и Софи, вновь уловив ритм, опять устремлялась ему навстречу, устремлялась к неизведанному…
И все это время в сердце ее звучала невысказанная просьба: «Возьми меня с собой…»
И он выполнил ее просьбу – в какой-то момент она вскрикнула, содрогнулась – и неописуемое наслаждение утопило ее; все исчезло, осталось одно лишь счастье, в котором она купалась. А затем ее наполнил странный и восхитительный покой.
Софи не знала, сколько времени пребывала в этой счастливой безмятежности. Она смутно сознавала, что любовник вышел из нее и теперь прижимал к своему горячему телу. Она лежала спиной к нему, и ей было так хорошо, так уютно…
Кажется, она спала. Или просто так казалось? И как долго это длилось? Неясно…
Софи очнулась, открыла глаза – и на нее обрушилась реальность.
– О нет! – воскликнула она, вырвавшись из объятий любовника. Сев на кровати, проговорила:
– Как я могла? Нет, нет, нет! Пожалуйста, Господи, пусть это окажется сном!
– В чем дело, Софи, – сонно пробормотал Лонгмар.
– Нет, вы не виноваты, – продолжала она. – Виновата только я. Сделала это специально. Да, специально, хотя знала… – Она тяжко вздохнула. – Ох, как же я глупа…
– Софи, о чем ты?..
– Почему бы просто не взорвать магазин?! Почему бы не поджечь?! Почему именно так решила разрушить все?
– Софи, ложись и успокойся. Спи.
– Как я могу спать в такую минуту?!
Он обнял ее и привлек к себе.
– Помолчи. И лучше поспи.
– Мы погибли! – Она заплакала. – И это сделала я! Почему бы сразу не пойти работать к Жуткой Хортен? Я не могла сделать ей большего одолжения!
– Софи, немедленно спать! – приказал граф. – И никаких разговоров. Мы не станем обсуждать это сейчас. Спи.
Софи снова вздохнула. Прижалась к любовнику, закрыла глаза и заснула.
Лонгмор проснулся и осмотрелся. Судя по свету, уже настало утро, но не слишком позднее.
Софи охнула, пошевелилась и воскликнула:
– О нет! Нет, нет!
Лонгмор едва не застонал, но сдержался.
– Что же мне теперь…
– Погоди минутку, – пробормотал граф и стал целовать шею девушки; он обнаружил ее слабое место. Одно из многих.
Софи снова охнула, но на сей раз так, что плоть его мгновенно приподнялась. Он продолжал целовать ее, потому что точно знал: сейчас ее реакции – один лишь инстинкт, никакой игры. В любви она была абсолютно честна.
Потом принялся ласкать ее обнаженное тело, и она, застонав от удовольствия, прохрипела:
– Так нечестно, нечестно!
– А я и не веду честную игру, – пробормотал Лонгмор.
И стал целовать ее повсюду, куда мог дотянуться. Причем медлил в самых восхитительных местечках – за ухом и на сгибе локтя. И конечно же, благоговейно целовал ее груди. В какой-то момент Софи громко застонала, взъерошив его волосы. И этот жест собственницы окончательно уничтожил его самоконтроль. К тому же он прекрасно понимал, что второго шанса, возможно, не будет. Так что следовало воспользоваться этим.
