Снова поцеловав грудь Софи, он спустился пониже и немного помедлил, играя с шелковистым золотым треугольником между ее ног. Когда же поцеловал лоно девушки, она громко застонала, после чего что-то пролепетала на французском. Но он не остановился и стал целовать прелестные изгибы бедер и изящные ножки, целовал до самых пальчиков и перецеловал каждый из них.
Через минуту-другую он уложил Софи на живот, но она тут же запротестовала:
– Нет, милорд!
– Меня зовут Гарри. К чему церемонии здесь и сейчас?
– О Гарри! – выдохнула она.
Впервые женщина, не являвшаяся близкой родственницей, назвала Лонгмара по имени, которое произнесла с легким французским акцентом. И он был твердо уверен, что никогда еще не слышал такого прекрасного имени.
Он принялся целовать ее затылок, поглаживая по бедрам и ягодицам. И благоговейно поцеловал каждое.
Софи хихикнула. А он устроился между ее ног и снова стал поглаживать. Она затаила дыхание, потом тихонько застонала. И в тот же миг его желание возгорелось с новой силой. Он притянул ее к себе и вошел сзади.
– Ооооо! – снова застонала Софи.
– Да, – прошептал он, целуя ее шею, – да, милая.
«Да-да-да-да»!.. – воскликнула его душа, когда он начал двигаться медленно, но мощно.
Ему хотелось, чтобы это длилось часами, но самообладания не хватило. В какой-то момент он снова уложил Софи на спину и опять в нее вошел. Так было еще лучше, потому что теперь он видел ее лицо. А ей теперь казалось, что она знала его целую вечность и что он принадлежал ей целую вечность. Она двигалась вместе с ним, двигалась в одном с ним ритме. А потом и задавая ритм.
Гарри увидел, как изменилось ее лицо, когда она приблизилась к пику, и сделал последний яростный выпад, когда она вскрикнула. А затем он излился в нее, а его тело продолжало вибрировать еще некоторое время, пока он, наконец, не опустился на нее, уткнувшись лицом ей в шею.
Они снова заснули. А через час-другой свет, струившийся в окно, подсказал Софи, что давно уже утро и что ей давно пора встать. Но вставать совсем не хотелось. Было так уютно лежать в объятиях мужчины… И Лонгмор по-прежнему прижимал ее к себе.
«Наверное, он очень любит женщин», – подумала Софи. Но что она понимала в любви? Сколько раз слышала, как женщины жалуются, мол, мужчина после этого отворачивается и засыпает. Или старается сбежать. Но он еще не ушел. И конечно же, он не мог вообще отсюда сбежать, так как его сестра находилась здесь же, в соседней комнате.
Софи почувствовала, как граф пошевелился. И почему-то вдруг она вспомнила, как он взял ее сзади. Хм… Это было довольно интересно…
– Тебе нужно идти, – прошептала она.
– Рано еще, – пробормотал он.
– Твоя сестра… – напомнила Софи.
– Не проснется еще целую вечность.
– Откуда тебе знать?
– Она не держит магазина. Это ты встаешь на рассвете. Клара всегда спит как убитая. И никогда не просыпается раньше одиннадцати.
Софи села на постели, и граф пробормотал:
– Мы должны обсудить это сейчас?
– Никаких обсуждений, – отрезала она. – Все очень просто: Никто Ничего Не Должен Знать.
Он приподнялся на локте и взглянул на нее.
– Знаешь, ты очень выразительно произнесла эти слова.
– И очень серьезно, – заявила Софи. – Если никто не знает, значит, никто не знает. Обещай никому не говорить.
– Откуда ты взяла, что я из тех, кто хвастает перед своими друзьями любовными связями? Полагаешь, я буду хвастаться тем, что лишил девушку девственности?
– Кто знает, что я была девственницей? Ведь я – модистка. К тому же француженка.
– Да, действительно… Я и сам сначала так думал.
– Потому что я не знала, что делать?
– Да, поэтому. И не только поэтому… – добавил граф с ухмылкой.
– У меня не было времени! Никогда не было времени для мужчин!
– О, я тебя не критикую… Просто был немного поражен. Однако…
– Нравится, что стал первым?
– Нравится, – признался Гарри. – Странно, но нравится. Раньше мне бывало все равно. Но в твоем случае… все иначе.
Ей тоже нравилось, что он стал первым. Мир полон распутников и лжецов. Марселина когда-то вышла за такого. А леди Клара попала в беду из-за такого же.
Но сколько бы недостатков ни насчитывалось у Лонгмора, он был именно таким, каким казался. Всегда был самим собой.
Она с улыбкой сказала:
– Что ж, пока ты будешь молчать – никаких проблем.
– А ты? Ты будешь молчать?
– Я не стану помещать объявление в «Спектакл», если ты это имеешь в виду.
– Не, не это. Как насчет твоих сестер? Разве ты не рассказываешь им все?
– Д-да…
– И что же?
– Они будут молчать.
– Они женщины, – напомнил Лонгмор.
– И кому же они скажут? Тетушкам Кливдона? Или заказчикам? Будь благоразумен!
– Быть благоразумным? С чего это вдруг?
– Ох, пойми, у нас достаточно бед с Марселиной, осмелившейся проникнуть на территорию аристократов. А если теперь узнают, что я соблазнила старшего сына леди Уорфорд… Она не только занесет «Мэзон Нуар» в черный список, но и раздавит нас. Уничтожит навсегда. И моим сестрам это известно.
Лонгмор пожал плечами и пробормотал:
– Но ведь надо понять, кто кого соблазнил… Ты ведь ничего не могла с собой поделать, верно?
– Да, не могла. Потому что ты был удивительно соблазнительным…
– О, я слишком усердно над этим работал. Но не был уверен, что у меня получится.
– Теперь знаешь, что получилось.
– О, конечно! У меня был стратегический план…
– Ты долго думал об этом? – удивилась Софи.
– Пришлось. Ты очень сложная натура.
– Проще, чем ты полагаешь. И я не из тех девушек, которых называют хорошими.
– А я не из тех мальчишек, которых называют хорошими. Некрасиво преследовать неопытных девушек. Но я не смог устоять.
– Еще бы! – воскликнула Софи. – Передо мной устоять невозможно. Так что не вини себя.
– Этого я никогда не сделаю, но все же… – Гарри нахмурился. – Возможно, мы сделаем… Ну, такого маленького и розового. Из тех, что ужасно любят орать.
– Ребенок? Да, я знаю.
– И что же в этом случае?..
– Не надо сейчас об этом, – пробормотала Софи. – Не все сразу. В данный момент у меня есть более важная проблема. До свадьбы твоей сестры осталось две недели.
