Ты ж вроде был.
Без содержания.
Как, мол, дела?
Дела – нормально.
Олег Истомин – с мая в Ялани жил – сегодня, дескать, уезжает, так вот его и провожаем.
И я тут кстати.
Ты как раз.
– Вовку Балахнина, – говорю, – видел. Был у него вчера.
Как он, мол, там?
– Да как обычно.
Рыбачит, мол?
– Рыбачит вроде.
Надо к нему собраться съездить, пусть угощает красной рыбой, мол.
Он, дескать, ждёт – надобывал.
Куртку снимай, подсаживайся к нам, мол. Хозяин не пьёт – за руль ему садиться. Я пить не стал – по этой же причине.
Поиграл Коля на гитаре, попели они вместе с Олегом. Школьное. А мы послушали, как раньше.
В десять часов вечера повёз Коля Олега в Милюково, к поезду, ребята ждать его остались. А я отправился в Ялань. Мама, мол, будет беспокоиться.
Так позвони.
Да не услышит.
Дескать, привет передавай от нас ей, тётке Василисе.
Да, мол, спасибо, передам.
Попрощались, договорившись, что на следующий год обязательно устроим встречу выпускников, что, мол, давно уж вместе все не собирались.
Пошёл к машине.
Еду.
Темно. Опять заморочило. Дождик закрапал.
Дворники включил.
Между Полоусно и Яланью, в Монастырском бору, под Фома-горой, стоит, вижу, мужик какой-то на дороге – голосует.
Остановился я. Стекло на дверце опустил. Мужик пьяненький, но не без ума. Босой. Но на ногах стоит уверенно, не качается. В камуфляжных штанах, поддерживаемых офицерским ремнём. В светлой, расстегнутой нараспашку, рубахе. С голой грудью. В красной бейсболке, надетой задом наперёд и сдвинутой на затылок.
Склоняясь ко мне, чуть не в самое окно, и размахивая руками, объясняет мне сбивчиво:
– Слушай, земеля, уважаемый… Сдуру тут за грибами сунулся на «москвиче»… Уж перед вечером поехал, думал, что быстро обернусь… Куда там, падла… Дождь-то этот… Раскисло всё же, развезло… Вот уж ума у человека!.. Грибов, придурку, захотелось… Место тут у меня своё, фартовое… Застрял, совсем с дорогой рядом… вон на виду… назад уж ехал.
– Где? – спрашиваю.
– А я пойду, а ты за мной… Тут метров двести, – говорит. – Не больше… Сел бы к тебе, да ноги грязные.
– А босиком-то почему?
– Да утопил в грязи один ботинок, другой – мне на хрен он – со злости выбросил.
Следуя за резво бегущим впереди мужиком, подъехал к «москвичу».
– Как же ты съехал?
– Умудрился… Да нет, не пьяный ещё был… потом уж выпил.
– Вперёд, назад тебя, куда? – спрашиваю.
– Вперёд, – говорит. – Только вперёд… Грибы уже я наломал. Мало их, на хрен… Кто-то опередил меня – уж вырезал!
Развернул я «ниву» задом к «москвичу».
– А у тебя верёвка есть?! – кричит мне. – Или тросик?!
– Есть! – отвечаю из машины.
Вышел. Достал из багажника трос.
– Цепляй, – говорю.
Сел снова за руль. Жду.
– Всё! – слышу, кричит. Ещё и фарами сигналит.
Выдернул. До тракта дотянул. Трос отцепил, в багажник бросил.
– Спасибо, – говорит мужик. – Выручил. А то мне ночь-то… одному. Один-то – выпил я – уж с горя… Товарищ нужен.
– Не за что, – говорю. – Тут уж, надеюсь, не застрянешь.
Смеётся: ну уж с большого только перепоя, мол. – Тьфу, тьфу.
– Счастливо, – говорю. – Ехал туда, гаишники стояли на развилке, теперь их нет, спокойно можешь двигать. Там только, в городе…
– Да ну их в баню. Век, как с медведем, с ними б не встречаться… Ты погоди-ка, – говорит. – Литр самогонки у меня с собой. Поехал, вытащить забыл… А было два, в отчаянье пришлось отбавить… Давай… за встречу. Тебе-то тут уж вовсе никаких гаишников… доедешь. Куда тебе там, до Ялани?
– До Сретенска.
– Ну, так и это… Пойдём ко мне… Не на дожде же.
– Да нет, – говорю. – Ехать надо.
– Жена ждёт? – спрашивает.
– Мать, – говорю.
– Ну, скажешь тоже… Мать дождётся… не невеста. Идём, идём… я без тебя бы тут, без твоей «нивы»… не знаю, парень… Всю ночь грибы бы собирал. Пойдём, пойдём, земляк, ну что ты… Может, и помер без тебя бы… там целый литр… одному-то… Почти как спирт, под восемьдесят градусов… Как-то хожу ещё вот, умудряюсь.
– Ладно, – говорю.
– Тяпнешь – как перцу будто съешь.
Сели в «москвич». Хозяин – на своё, я – на переднее пассажирское место.
– Пять штук проехало. Я останавливал. Всё – «жигули»!.. А тут – куда на них?.. Сам видишь… Меня Степаном величают. А как тебя?
– Иван.
– Иван!.. Ну, ёперный театер! – вывернувшись боком, спиной ко мне, и доставая из-за своего сиденья стеклянную двухлитровую банку, восклицает Степан. – А я Иваныч! Во, как совпало… Едва достал, ну, мать честная!.. Закостенел – не перегнуться. Ёгой заняться уж пора, а то… как этот…
Зажал банку между колен, вынул из бардачка два пластиковых стакана.
– Держи стаканы, – говорит.
Держу стаканы.
Открыл Степан банку, налил их полные.
– А закусить… вот только сало… и хлеба корочка, разделим. Грибы – сырые. Можно сварить – костёр-то развести недолго. Дождь-то – сырое, правда, всё…
– Да уж не надо.
– Ну, раз не надо, так не надо.
Выпили. Закусили.
Выпили по второму. Снова закусили. Разговорились.
– Ты, по говору, вроде не местный? – спрашиваю.
– Нет, – отвечает Степан. – Не тутошний. С Омска. Жил в самóм, а родом с области, с деревни.
– Как занесло сюда?
– А так вот, ёперный театер… Лётчиком был, теперь работаю в котельной.
– Лётчиком – здесь?
– Да там же, в Омске.
– А как ты так… переучился?
– Пришлось, – говорит Степан, громко клацая зубами: кожу от сала, видимо, откусывая, жуя её ли. – Переучился… Выпьем, может?
– Мы же уж выпили.
– По третьему… Помянем.
– Кого?
– Кого… Да всех, кто помер.
Выпили – помянули.
– Летал я, Иван… Иван!.. ну надо же!.. а я Иванович… вот совпадении-то, а, – продолжает Степан, – сначала на местных, а потом и на международных линиях. Штурманом. Жена – адвокат, баба тёртая, уж про язык не говорю – утолкёт, кого захочет, мёртвый во всём с ней согласится. Курсантом был когда, с ней познакомился на танцах… То ли у неё кто, у бляди, завёлся, какой хахаль, точно не знаю, зря брехать, Иван, не стану, то ли ещё что… а то ли просто я ей надоел. Бывает… Им же ведь это… Принца надо, и чтоб сантехнику умел наладить, и чтобы денег приносил, как можно больше, и то да это, как обязан… Выпил как-то, пошумел. Негромко. Посуду не колотил, мебель не крушил. Хвост кошке не отрывал. Пальцы в розетку не вставлял. Аккуратно. Вызвала милицию. Потом ещё раз так же получилось… Сало бери, закусывай.
