Запоздалое решение
Утром 21 июля разговор с Отто Йоном продолжить не удалось. Он никак не мог протрезвиться и стал нормально соображать лишь к вечеру. Сразу с ним повстречался генерал Питовранов, но беседа у них не сложилась. Президент ФВОК опять начал колебаться и заявил, что хочет еще подумать.
На следующий день к беседам с Йоном подключились Вадим Кучин и автор этих строк. Разговор мы вели по отдельности, сменяя друг друга. Это была моя первая личная встреча с президентом ФВОК. Он отнесся ко мне поначалу настороженно, но постепенно удалось расположить его к себе. Йон почему-то посчитал, что я представляю дипломатическое ведомство Советского Союза, в чем я его не разубеждал. Видимо, мой внешний вид и манера держаться ввели его в заблуждение. Чекисты в его представлении выглядели совсем по-другому.
Я никогда не угрожал собеседнику, не повышал голоса, не пытался заставить его во что бы то ни стало назвать западногерманских, американских, английских или французских сотрудников спецслужб и агентов (он в конце концов сам добровольно назвал их), не шантажировал его, не хитрил. Такой же тактики придерживался в беседах с ним Вадим Кучин, которого президент ФВОК в первый момент принял за советского немца, настолько тот отлично владел немецким языком. Обращаю на это внимание лишь потому, что в справочной литературе наших дней прочно укоренилось неверное суждение: Кучин, мол, завоевал расположение Йона, поскольку выдал себя за немца. Вадим Витольдович в данном случае таковым не представлялся.
Как выяснилось впоследствии, такая тактика в работе с Йоном оправдала себя. Он многое рассказал в процессе общения с Питоврановым, Кучиным и со мной, а также с генерал-майором Коротковым, заместителем начальника внешней разведки, во время своего пребывания в Советском Союзе в августе — декабре 1954 года. Те отношения, которые сложились между нами и им, никак нельзя было назвать агентурными. Экс-президент ФВОК вел себя не как агент, он ни в коем случае не хотел им быть и, строго говоря, не был.
Более суток продолжались наши беседы в Карлсхорсте. Наконец, нам удалось убедить Отто Йона в том, что самым лучшим выходом из создавшегося положения остается политическое сотрудничество с нами. Он попросил встречи с Питоврановым и в беседе с ним, так сказать, официально подтвердил свое согласие. К сожалению, свое решение Йон принял слишком поздно. Время было упущено, и возвращаться в ФРГ ему было нельзя: его немедленно не только отправили бы в отставку, но и арестовали бы без лишних слов. Взвесив все это, главный контрразведчик Бонна остался в Восточном Берлине.
23 июля Йон наговорил на магнитофонную ленту первое сообщение, что он перешел в ГДР, попросил политическое убежище и мотивировал свой поступок. Оно немедленно ушло в эфир. Три недели после этого сообщения, взволновавшего буквально весь мир, мы с экс-президентом ФВОК тщательно готовили его пресс-конференцию. Генерал Питовранов на это время освободил меня от всех текущих дел отдела, чтобы я ни на что не отвлекался — только подготовка пресс-конференции.
Она состоялась 11 августа в Доме печати, располагавшемся на Фридрихштрассе, одной из центральных улиц Восточного Берлина. Послушать беглого президента ФВОК собралось более двухсот корреспондентов, представляющих средства массовой информации буквально со всего мира, особо много их было из США, Англии и обеих Германий. Вел пресс-конференцию председатель Комитета за единую Германию доктор Гирнус.
Незадолго до начала я доставил Отто Йона и его телохранителя в Дом печати. Он очень волновался, и я постарался успокоить его. Йон взял себя в руки и проследовал на сцену большого, битком набитого зала. Я скромно занял место в верхнем, самом заднем ряду: все действо было видно мне как на ладони. Доктор Гирнус представил собравшимся Йона и дал ему слово. Мой подопечный сделал блестящее примерно тридцатиминутное сообщение, в котором убедительно обрисовал мотивы своего неординарного шага и на конкретных примерах вскрыл некоторые секретные операции НАТО по ускорению милитаризации Западной Германии, препятствующие объединению двух немецких государств. Затем в течение часа, если не более, Йон удовлетворял любопытство «служителей пера и микрофона». Он не только устоял под градом острых, нелицеприятных, а иногда и провокационных вопросов, но дал точные, убедительные и уверенные ответы, не оставив места для сомнений, что он действительно по доброй воле примкнул к Комитету за единую Германию.
Наконец, Гирнус закрыл пресс-конференцию, но она совершенно неожиданно продолжилась за кулисами, куда прорвались главный репортер английской газеты «Дейли экспресс» Сефтон Дельмер и два американских корреспондента — Карл Робсон из «Ньюс кроникл» и Гастон Кобленц из «Нью-Йорк геральд трибюн». Ситуация осложнялась тем, что Дельмер хорошо знал Йона. Во время пребывания того в Англии нынешний «звездный репортер» служил в английской разведке и был начальником нашего подопечного. Я присоединился к этой пресс-конференции, что было совершенно логично, поскольку выступал в качестве советника по печати советского посольства.
Руководитель пресс-конференции доктор Вильгельм Гирнус спросил у Йона, согласен ли он на такое продолжение интервью? Тот ответил положительно. Все поднялись по лестнице на второй этаж, в почти пустой в этот час ресторан, где расположились за большим столом.
Могу засвидетельствовать, сколь трудно пришлось Отто Йону. Сефтон Дельмер без обиняков резко заявил, что он давно и хорошо знает нашего подопечного и поэтому не может поверить в то, что его бывший подчиненный добровольно встретился с советскими представителями в Восточном Берлине, а потом решил остаться там и попросил политическое убежище у властей ГДР. Йон однако хладнокровно дал убедительный ответ главному репортеру «Дейли экспресс». Голос экс-президента ФВОК звучал твердо, держался он уверенно. Трое опытных гангстеров пера пытались сбить с толку Йона, поколебать, смутить — все безуспешно! Он стоял как скала.
Наконец доктор Гирнус, который несколько затянул импровизированную пресс-конференцию, обратился к журналистам и сказал: он надеется, что доктор Йон удовлетворил их любопытство и что ему надо дать возможность отдохнуть.
Наш подопечный действительно был на пределе своих сил. Два с половиной часа непрерывно давать интервью и не байки рассказывать, а твердо, убедительно, находчиво обосновывать свою позицию — это не каждый вынесет…
Я отвез Отто Йона, до смерти уставшего от многочасового непрерывного нервного напряжения, в дом на Вальдоваллее в Карлсхорсте, где он обитал. Когда мы остались одни, доктор достал из бара бутылку любимого армянского коньяка, торопливо откупорил и осушил одним махом целый бокал. Не буду скрывать: я составил ему компанию, поскольку, как и он, был совершенно измотан.
Сокрушительный удар по ЕОС
Политические разоблачения главного охранника конституции боннской республики вызвали большое замешательство на Западе. Йон знал важные секреты атлантических союзников. А вдруг он их раскроет?
Чувство неуверенности охватило натовских лидеров. Они стали подозревать друг друга в нечестной игре. В первую очередь это относится к Франции, общественность и власти которой были глубоко возмущены и обеспокоены разведывательными операциями, проводившимися Бонном против Парижа, о чем сообщил на пресс-конференции главный западногерманский контрразведчик.
