Обеспокоенный огромными расходами этого лета, он решил выплавить зимой серебра и штамповать наличные, благо, как он узнал из разговоров с купцами, свою монету мог чеканить едва ли не каждый город. Лишь бы содержание серебра или золота было достаточным, а понятие государственной валюты было довольно слабым. В принципе, можно было просто расплачиваться кусочками серебра, но тогда возникнет вопрос, откуда в глухом посёлке своё серебро. Нетрудно догадаться, появится масса желающих ограбить соседей. Поэтому Белов пока планировал выпуск стандартных новгородских гривен, если получится. Увлечённый процессом получения из свинцовой руды серебра, старейшина совсем позабыл об охране посёлка, надеясь на ледяные оковы рек и дружеские отношения с ближайшими соседями. Результаты такой самонадеянности не замедлили сказаться самым прискорбным образом.
– Максим, посмотри, как хорошо кушает папа, – кормила с ложки кашей старшего сына Лариса, считавшая сытое детство детей своим святым долгом. Настолько, что порой переходила рамки здравого смысла в желании вырастить крепких сыновей.
– Говорят, у мастера Шугары вчера хорёк задавил трёх кур, – делился новостями старший сын Алины, шустрый и толковый подросток, уже одолевший русскую письменность и арифметику, с азартом изучавший физику. – Папа, можно мы с ребятами возьмём Жучку и Бобика и выследим того хорька?
– Хорошо, можешь взять малое ружьё, заряди его дробью. Только осторожнее, к сумеркам обязательно вернитесь. – Белов постепенно приучал своих близких, даже подростков, к стрельбе из ружей и револьверов. Кстати, эти револьверы от аборигенов получили интересное название «крутяк», от слова крутить. Бывший сыщик удивился игре слов, показывавшей в названии не только кручение барабана, но и крутость владельца револьвера. Как всё-таки точны народные названия!
– Беда, хозяин, беда! – послышались крики чудинок в прихожей, пахнуло морозным воздухом от хлопнувшей двери.
– Что случилось, – вышел из-за стола хозяин, – проходите, рассказывайте.
Вошедшие чудинки, в своей немногословной манере, в двух словах сообщили об исчезновении лошадей со скотного двора. Опытный розыскник привычно собрался, вооружился «вечным» фонарём, карабином, револьвером и спустился на скотный двор. Следы чудинок на снегу не затоптали отпечатки обуви похитителей и лошадиных копыт. Сыщик, осмотрев следы в конюшне и по берегу Бражки, убедился в угоне всего табуна, кроме жеребят, которых держали отдельно. Угонщиков, судя по всему, было немного, пять-шесть человек, следы угнанного табуна вели в сторону Тарпана. Считая самое вероятное время угона около полуночи или раньше, табун должен был пройти до утра не меньше тридцати километров, даже по скользкому льду, этой ночью ярко светила луна, по реке в её свете передвигаться можно довольно быстро. Днём скорость табуна увеличится, пешком их не догнать. Белов собрался быстро, взял с собой Алину и двух чудинок, которых посадил в коляску Иж-Ю3, сам сел за руль, Алина сзади. Мотоцикл Белов не использовал, дороги здесь отсутствовали, но регулярно перебирал и проверял работу, поэтому оставалось только подкачать колёса и в путь.
Следы табуна на льду, чуть припорошённом снегом, были видны даже в предрассветных сумерках, Белов распределил пассажиров осматривать разные берега, сам сосредоточился на дороге, вернее льду. Больше всего он опасался полыньи, течение реки Тарпан неторопливое, но, бывает всякое. К счастью, следы табуна давали определённую гарантию крепкого льда в том месте, где прошли кони, поэтому преследователь рискнул довериться своим глазам. На скорости шестьдесят километров они проскочили Пашур ещё в рассветном сумраке, дальше уже заметно светало. Белов не нарадовался, что летом плавал по Тарпану, теперь он легко входил в знакомые повороты и не терял скорости, зная предстоящий путь. Второе селение угров проезжали уже засветло, сыщик опасался, что угонщики оттуда, и замедлил скорость движения, приглядываясь к следам, но те уверенно шли вверх по реке, поэтому он вновь разогнался, стремясь достигнуть конокрадов до большого селения угров, там их наверняка спрячут и лошадей тоже. Воевать с уграми даже из-за лошадей очень не хотелось, Белову хватило этого лета. Однако бездарно потеряв табун, он рисковал гарантированной потерей лица, что в окружении первобытных племён грозило опасностью лавины нападений всех соседей. Эти мысли не оставляли мужчину, регулярно растиравшего лицо от холодного встречного ветра. Каждые пять минут он требовал того же от своих пассажирок, опасаясь обморожений. Мороз крепчал в ясную погоду, к вечеру столбик термометра наверняка упадёт до тридцати градусов ниже нуля, не меньше.
«Однако пора бы догнать злодеев, кони не железные, в отличие от надёжного Ижа», – очередной раз скрипнул зубами отставной подполковник, входя в крутой поворот по льду Тарпана.
Его расчёт оказался верным, вот они, пятеро всадников позади украденного табуна, один впереди. Заслышав шум двигателя, всадники обернулись и попытались ускакать, бросив табун. Белов, чуть притормозив, высадил одну чудинку – собирать разбежавшихся лошадей – и продолжил преследовать конокрадов. По ровному льду он легко догнал троих всадников, чьи уставшие кони скользили неподкованными копытами по гладкому льду. Конокрадов Алина сбивала с сёдел ударами приклада ружья, четвёртый попытался сопротивляться. Белов ему добавил кулаком, легко дотянувшись до угра с седла мотоцикла. Невысокие лошадки едва достигали в холке полутора метров, а угонщики их даже не оседлали, почему и были вынуждены пригибаться к шее лошади. Двое оставшихся всадников, свернули в лес, поднимаясь по косогору. Сыщик остановился, велев Алине связать конокрадов, если будут сопротивляться, застрелить, и отдал ей карабин. Сам выскочил из мотоцикла и побежал за уходящими по косогору угонщиками, которые опережали его на полсотни метров.
Ничего, лес для всадника не раздолье, да ещё уставшие за ночь пути кони, Белов не сомневался, что легко догонит воров, лишь бы не вернулись на реку. На подъёме по берегу в лес, он скинул телогрейку и выхватил револьвер, опасаясь его выронить. В лесу всадники продолжали держаться вместе, двигаясь параллельно реке, что напугало преследователя. Либо близко их селение, либо собираются вернуться на реку. Он рванул изо всех сил, заметно сокращая разрыв с преследуемыми, разглядеть их уже было легко. Двадцать метров, ещё десять, пять, вот уже Белов бежит вплотную к лошади, избегая удара копыт. Правой рукой он хватает всадника за полу кухлянки и дёргает на себя – конокрад упал. Последний из преступников скачет впереди слишком далеко, дыхания не хватает, на пятом десятке лет бегать за лошадьми явная глупость.
«Надоело», Белов прицелился из револьвера в спину оставшемуся конокраду и выстрелил, калибр десять миллиметров с расстояния меньше двадцати метров швырнул всадника через голову лошади. Всё, отставной сыщик сел на первого, сброшенного с коня угра, вытаскивая запас верёвок из-за пазухи. Связав его, он подошёл к раненому, тот всё пытался убежать, дёргая ногами и пытаясь приподняться на руках. Пуля попала ему в правую лопатку и рикошетировала, вырвав кусок мяса и кухлянки. Кроме ранения, тот здорово ушибся головой и сломал левую руку. Белову пришлось оказывать разбойнику первую помощь, затем уже связывать ноги, перед этим, правда, немного настучать по чайнику, чтобы не трепыхался. Вот с убежавшими лошадьми довелось помучиться, они никак не хотели идти на голос. Пока обе не запутались уздечками в ветках, он полчаса гулял за ними. К этому времени успел замёрзнуть, телогрейку-то он скинул, а в одном свитере было прохладно. Холодало прямо на глазах, поэтому в темпе закинул пленных на спины лошадей и повёл их обратно. Идти пришлось больше часа, Белов с трудом поверил, что за считанные секунды преследования пробежал пять километров, раньше такой подвиг был бы ему не по силам.
