– Да чего сомневаться! – отмахнулся Святослав. – Возьмем ее да отдадим за Улебку. Он же мне брат! Кому еще-то? Кто мне ближе его!
Он похлопал по плечу сидевшего рядом Улеба; с силой потеребил, будто норовя спихнуть со скамьи, тот ответил толчком, так что князь покачнулся. Бояре переглянулись, усмехаясь: оба соколы, жениться думают, а все возятся, будто щеняти, что за уши друг друга кусают.
– Да там и женим! – закончил Святослав. – Чтобы как по осени моя жена от древлян приедет, Улебкина ее уже ждала. Подружки будут.
– М-молод больно – в посадники! – с запинкой произнесла Эльга, делая вид, что отвечает на другой вопрос. – Пусть возмужает сперва, а со временем – отчего же нет?
– Нет, посадником пусть уж Вестимка будет. Улеб мне самому нужен! – отрезал Святослав. – А дружину большую всю возьму. Как бы они там не забаловали, смоляне, на воле-то.
– Дружину большую возьмем, – одобрил воевода Асмунд. – Не всю, но половина пригодится. Ведь та невеста – княжьего рода по отцу и матери. Скажет, ей княжий сестрич не ровня. Не захочет.
– Как я скажу, так и будет, – надменно бросил Святослав.
Весь вид его говорил: еще мне не хватало с девкой спорить!
Эльга промолчала, но думала вовсе не о девушке. На ум ей пришли те смолянские бояре, с которыми они с Ингваром когда-то договаривались об этом обручении. Впервые она всерьез задумалась: не вышло бы худа какого из того, что Свирькову дочь сватали в княгини, а теперь берут за воеводского сына, хоть и в княжью родню. Тогда, восемь лет назад, невеста была ребенком, да и им, русам, требовалось скрепить уговор как можно быстрее. Поэтому само то, что у Свирьки осталась дочь, по годам подходящая Святославу, выглядело удачей и давало возможность к общему согласию разделить наследство покойного: учитывая будущее приданое, Киев получал две трети.
Но уже через два года Эльга предпочла такой же союз с Олегом Предславичем: смоляне далеко, а древляне близко.
И вот настал тот день, когда эта забытая квашня вспухла и тесто полезло через край…
Бояре кланялись, прощаясь; Эльга глянула на Мистину. Он слегка шевельнул веками: понял.
* * *
Когда Мистина вошел – как всегда, поневоле кланяясь под притолокой, – Эльга стояла возле укладки. Быстрым взглядом он приметил: в избе больше никого, нет даже Брани с нянькой.
– Откуда Остряга знал? – сразу спросила она, едва Мистина затворил за собой дверь. Голос ее звучал непривычно резко.
– О чем?
– Хватит! – досадливо воскликнула Эльга. Она заранее знала, как именно он будет увиливать. – Ты знаешь о чем! О том, чтобы за Улебку сватать смолянку!
– Да я сам удивился. – Мистина почтительно застыл у двери, ожидая, пока княгиня пригласит его пройти и укажет сесть. – Я ему не говорил.
– Кто же сказал? – Эльга в досаде стиснула руки, будто отыскание виновного как-то помогло бы поймать улетевшего воробья.
– Бабы и девки разболтали. – Мистина развел руками. – Их же хоть не корми – только дай порядить, кому на ком жениться.
А поскольку «бабы и девки» со двора Мистины и Острогляда все приходились друг другу родней и дня не проживали врозь, то известное одним уже назавтра делалось известно и другим.
– Ты ведь хотела, чтобы решил князь, – мягким голосом, чтобы не показалось, будто он торжествует победу, напомнил Мистина.
– Иди садись, не стой бдыном! – нелюбезно пригласила Эльга, а сама отсохла наконец от места и беспокойным шагом прошлась по просторной избе.
Мистина, мягко ступая, будто стыдился своей огромности в этой «солнцевой палате», прошел и сел на лавку, покрытую мягкой свежей овчиной, а поверх нее шелковым полавочником с шитым золотом краем. К сорока годам воевода немного погрузнел, под узорным красным шелком греческого кафтана с золотыми моравскими пуговицами обозначился живот. В русой бороде засветилась седина, но бороду он опрятно подстригал, не стремясь зачислиться в старики, и так же был приветлив и любезен. Лишь пристальный, умный, чуть отстраненный взгляд серых глаз давал понять приметливому человеку, что Мистина Свенельдич далеко не прост и говорит не более половины того, что на самом деле думает.
– Князь решил… – в досаде пробормотала Эльга, всем видом давая понять: не сам он так решил!
Все сложилось, как хотел Мистина и не хотела она. Замысел взять смолянскую невесту за Улеба Эльга просила держать в тайне, в первую голову – от Святослава. Потому что легко предвидела именно такое его решение. И все вышло, как она опасалась: лишь услышав об этом, сын немедленно одобрил. А если князь одобрил, Эльга уже не могла ни отменить, ни даже осудить прилюдно его решение. Мистина поставил на своем, прямо не нарушив ее приказа. Не учинять же ей теперь розыск среди ближайших родственниц! Чего такого? Почему им нельзя поговорить, на ком молодца женить? Да мать и сестры-сватьи начинают об этом болтать, едва дитя на ножки встанет!
– Я хотела, чтобы он решил, зная, что к чему! – Эльга остановилась и обернулась к Мистине. – А ты опять всех обошел!
Она вонзила в лицо Мистины негодующий взгляд, будто надеялась поймать на нем проблеск вины. И знала, что напрасно. Этот свой излюбленный прием он усвоил едва ли не в отрочестве. Правильно запущенный слух – оружие посильнее рейнского меча. Всякому охота послушать и поговорить о том, чего никто еще не знает. И скоро об этом будут знать все. А то, что знают все, уже поэтому становится истиной. Раз все знают – стало быть, правда. Бороться с этим так же нелепо, как драться с ветром.
– Ты хотела, чтобы он решил, зная, что к чему, – размеренно повторил ее слова Мистина. – Но не хотела, чтобы он знал.
И замолчал, давая ей закончить мысль: сама устроила так, что дела не решить.
Он был прав, и Эльга не возражала, а только ломала руки с греческими самоцветными перстнями.
– Расскажи ему, – предложил Мистина. – Еще не поздно.
С такой искренностью, будто и правда указывал возможность все исправить.
Эльга села, словно вдруг устала от волнения.
Давным-давно, в первую зиму, какую Эльга и Ута прожили в Киеве со своими мужьями, они все условились между собой: о том, что Улеб – сын Ингвара, не должен знать никто. В том числе и сам Улеб, и его якобы старший двоюродный брат Святослав. Еще до замужества Эльга получила предсказание, что у нее родится всего один сын, и не одно важное решение она приняла ради прав и наследства этого единственного сына. И вот настал срок нового выбора. Она-то понимала, как важно для людей, стоящих вблизи княжьего стола, иметь жену княжьего рода. Святославу следовало знать, что его двоюродный брат – на самом деле такой же сын Ингвара, как и он сам. И сам же Святослав собирался вручить ему жену, которая сделает их почти равными!
Может ли такое быть, что Святослав возьмет назад свое согласие, если узнает правду сейчас? Опираясь подбородком о сцепленные пальцы, Эльга смотрела в стену, будто пыталась просверлить ее взглядом, но в действительности стремилась пронзить мысленным взором грядущее. Не нужно быть вещуном, если ты умен и знаешь людей. Святослав и Улеб – друзья неразлейвода, точно так же, как в свое время были Эльга с Утой. Святослав доверяет ему, как себе. Он не увидит в нем соперника. Улеб не честолюбив и не пойдет против брата, в котором привык видеть и своего князя. Может, никакой опасности и нет?
