Но Святослав почему-то не откликнулся с той живостью, какой Улеб ожидал. Он сидел в тени кустов на траве, пока взмокшая его рубаха сушилась, разложенная под жарким солнцем, будто расправивший крылья серый сокол.
– Святша! – окликнул его Улеб, думая, что тот умчался куда-то в мыслях.
– Нет, – вдруг ответил тот. – Не будем гнаться.
– Что? – удивленный Улеб подошел поближе, полагая, что ослышался. – Не будем?
– Нет. Я передумал.
* * *
– Ну вот, Велес дал милости – завтра к вечеру мы на месте, – рассказывал вечером Велизар. – Завтра к обеду в Обольске будем, городце нашем, а оттуда до Полоцка рукой подать. Пешком один день дойти, а по воде и полдня много. Мы тут из старых родов. На Оболи уж лет двести живем. Пращур наш там первым сел, звался он Больша – вот по нему и река – Оболь, и городец – Обольск. Род наш уважаемый, и с князьями в родстве… Про Большу еще такое сказание есть…
Прияна бросила взгляд на лицо Равдана и поняла: он не слушает. Миновав Витьбеск, смоляне ехали вниз по Двине уже два дня. Каменистые гряды за Витьбеском задержали их не слишком: сотенная дружина быстро перегрузила туда-обратно все укладки и короба с приданым. Широкая река была неглубокой, песчаные мели встречались нередко, но Велизар, хорошо знавший реку, указывал извилистый, неширокий путь по руслу, где лодьи могли пройти. И то порой отроки выскакивали прямо в воду и, стоя на дне, в сорок рук пропихивали лодью с визжащими девками.
Но едва ли из-за этого, как замечала Прияна, ее свояк, обычно веселый и разговорчивый, сейчас был как-то слишком задумчив. На ночлег они остановились возле мелкой веси из пяти дворов. Велизар сказал, что это Мукавичи. Прияне и старшинам посольства жители предложили место в избенке, но согласился только Велизар: Равдан и Прияна предпочли ночевать с дружиной, в шатрах, на воле и свежем воздухе. Сейчас все сидели у костра, отмахиваясь ветками от комаров, и беседовали перед сном.
– Нет, – сказал Равдан, когда по наступившей тишине опознал, что Велизар свою повесть закончил. – Завтра только мы с тобой будем в Полоцке. А невеста обождет пока.
– Что так? – удивился старик.
– Сперва сами съездим. Убедимся, что князь Всесвят ждет невесту.
– Еще как ждет! Чего ездить, я тебе здесь скажу.
– Ты ж, Велизаре, не вещун. А я, прежде чем девку везти, хочу сам убедиться, что там все спокойно.
– Что же может быть?
– Я тоже не вещун и потому – не знаю.
Знать Равдан не знал, но предполагал разное и всякое. Если о смерти Городислава весть дошла до Смолянской земли, то об этом почти наверняка знает вся двинская голядь. Услышав от Велизара, как обстояло дело, Равдан сразу прикинул: голядские старейшины – союзники Городислава – ходили к варягам просить разрешение забрать его тело с поля. И сказали тем, кого они убили. Единственного, последнего сына престарелого полоцкого князя! Не считая налетов на купцов на волоках – дела далекой вилькайской юности, еще в Свирькины времена, – Равдан не ходил пока в завоевательские походы. Но понимал: узнай он подобное о той земле, куда направлялся – принял бы это за повод ускорить шаг.
– Через голядь не прорваться им за одно лето! – пытался рассеять его сомнения Велизар. – Никто через них не проходил еще!
– Но эти же полдороги прошли! – напоминал Равдан. – Княжич погиб от Полоцка к морю на полпути!
– Им тех «полпути» на два года хватит! – отмахивался Велизар, в глазах которого Двина впадала в море где-то на самом дальнем краю света. – А мы бы еще поддержали…
– Вы уже поддержали.
– Горе нам судьба судила, чуры не уберегли…
– Видать, голядский Перконс вашего Перуна переборол, – поддразнил бывший вилькай. – Они шли-то вместе на варягов? Так ваш отрок рассказывал? Шли три вождя – ваш и два голядских. А дошел почему-то он один. Те двое куда делись – в тумане заблудились? Ага, как теляти несмышленые. Дальше: почему варяги их сомкнутым строем ждали, к битве готовые?
– Стражу, видеть, выставляли…
– И оба князя стражу несли? Они ведь были там уже, не по сполоху поднялись? Неужто не смекаешь, старче?
Велизар покачал головой, хотя грустный взгляд выдавал нехорошую догадку.
– Предала вас голядь. Городислава одного вперед вытолкнули, сами отстали, а варягов загодя предупредили. Те и ждали его. Одного. И дождались. Это все смекнуть несложно. А вот зачем они… Чем им помешал ваш Городислав? Вот этого я не знаю! – Равдан досадливо вздохнул. – Уж думаю, не поспешили ли мы с тобой? – Он посмотрел на Прияну. – Приедем, а там тебя не Всесвят, а голядский какой жених ждет.
– Еще чего не хватало! – возмутилась она.
– Вот потому и говорю: я завтра до Полоцка поеду, а ты здесь обождешь. Если там все гладко, пришлю за тобой Стрешню. – Равдан кивнул на отрока, из своего же рода Озеричей. – Тогда поедете и вы. Оставлю с тобой… Нечуйку с десятком. – Он нашел взглядом своего двоюродного брата, вместе с ним восемь лет назад ушедшего в княжью дружину и два года как женатого на купеческой дочери из Свинческа. – Они доставят.
– Доставим, – кивнул Нечуй.
Равдан хмурился, недовольный собой. Уж слишком быстро – не успели купальские венки повянуть – они решили судьбу Прияны. В увлечении не дали себе времени подумать. Равдан, можно сказать, вырастил сестру жены, у которой не осталось иной родни, и был привязан к ней сильнее, чем к родным сестрам-Краяновнам, которых знал плохо. Он видел, как сильно Прияна хочет стать княгиней, и знал, почему Ведома желает ей удачи. Ведома когда-то выбрала его, простого парня из Озеричей, и молодухой полола лен и гребла сено наравне с обычными бабами. Потом судьба смилостивилась и вернула ее в сословие воинов. Однако Ведома прекрасно знала, что ее род достоин куда большего, и на младшую сестру возлагала удвоенные надежды. Прияна должна была добиться чести и славы за них обеих. Равдан знал, как горячо жена желает этого. К тому же дети Прияны будут двоюродными братьями его собственных детей, так что, помогая ей, он обеспечивал возвышение собственного рода. Но не стал бы даже ради этого безрассудно толкать юную свояченицу в пасть зверям.
Куда заторопились? Крыша, что ли, горела? Ему следовало съездить в Полоцк самому. А уж потом, к осени, как у людей водится, привезти и невесту. Но нет. Прияна не желала ждать.
И отчасти Равдан ее понимал. Она ждала восемь лет и извелась от насмешек. Когда ему приходилось жить в лесу, томясь от скуки, он тоже подбивал своего побратима Лютояра на разные безрассудства. Еще тогда не зная, что Лютояр – единственный наследник князей Велеборовичей. И чтобы вернуть дедово наследие, тому пришлось совершить некоторые безумства.
Напоминание о, пожалуй, самом безумном из них сейчас лежало на траве рядом с ним, под правой рукой. Варяжский боевой топор с серебряным змеем на лезвии, сплетающим длинное тело в хитрый узор. Когда-то его привез в эти края богатый свей, посланец тамошних конунгов. Равдан слышал его имя, но запамятовал. Свей погиб на волоке, едва ступив на Смолянскую землю. Топор и столь же богатый рейнский меч – здесь их звали варяжскими – ушли за ним в могилу. И оттуда их вытащили Равдан и Лютояр, хотя полезли вовсе не за этим. Но их проникновение в могилу повлекло такие жуткие последствия, что они запрятали свою добычу подальше и постарались о ней забыть. И почти забыли. Будучи в южных краях, в Русской земле, куда юный Святослав позвал их воевать с древлянами, Равдан не раз вспоминал свой топор из могилы, когда видел подобное же дорогущее оружие в руках ладожских и киевских варягов. С трудом верилось, что сам когда-то владел чем-то подобным. Эти восемь лет Равдан вспоминал топор со змеем, будто дивный сон. И даже не знал, куда же тот делся. Нави обратно на тот свет унесли! Пока Прияна, вернувшись домой из ведьминой избушки, не объявила, что нашла эти самые меч и топор.
