Тем не менее над Полоцком висело чувство тревожного уныния. В небольшом городце помещался только князь с родней, зато вблизи серели крыши двух-трех весей. При давних дедах поставленный частокол обветшал, крепивший его невысокий вал зарос травой. Вся семья ходила в печальных срядах, но княгиня Горислава уже выселилась в отдельную избу вместе с обеими дочерьми и клялась Равдану, что будет нянькой при детях Прияны, лишь бы не сгинул род.
Всесвят, кстати сказать, в рассуждении этого подавал неплохие надежды. По его подсчетам, ему набежало не более сорока пяти лет. Светлые волосы его немного поседели, лицо покрылось морщинами, но в целом этот среднего роста мужчина был здоров и крепок для этих лет. Равдан с облегчением убедился, что Прияне не придется держать дряхлого мужа возле печки и кормить киселем с ложки.
– Мой отец второй раз женился, был старше тебя, – сказал он Всесвяту. – Троих мальцов еще заделал.
К свадьбе все уже приготовили: привели быка, зарезали, заложили в каменную яму жарить, чтобы к завтрашнему дню поспел. Не хватало лишь невесты…
Полоцк на своем холме стоял далеко от реки – почти за поприще. Берег Двины от ворот виден не был: между ними петляла Полота, густо обросшая ивами и кустами. Впереди своей сотни и мужиков, спешно собранных из весей, Равдан бегом бежал от городка к реке – только там следовало встречать врага и попытаться нанести ему как больше урона при высадке. Бросив взгляд вниз по течению, Равдан ожидал увидеть полсотни лодий, набитых варягами или голядью – но не увидел ничего.
Зато с другой стороны…
Над первой лодьей развевался на высоком древке красный стяг с белым соколом, падающим на добычу. Равдан только успел отметить, что уже когда-то видел этот стяг, причем со своей стороны поля. Два десятка отроков гребли, а на высокой корме, под стягом, сидела Прияна, в своей белой сорочке и красной поневе сама похожая на стяг. Это было так красиво, но и так удивительно, что Равдан опешил и застыл в нерешительности. Знать бы, как это понимать!
И лодьи шли не с той стороны, откуда ждали грозы. Не снизу Двины, а сверху. И Прияна сидела такая по виду невозмутимая, будто все это ее люди. Но где она их взяла? Мелькнула даже мысль – чародейство какое-то…
Увидев свояка, Прияна помахала. Успокоила, называется.
Первая лодья подошла к берегу, отроки положили весла, несколько их выпрыгнули на песок, подтолкнули лодью. Один подошел к Равдану и остановился в трех шагах.
– Ты ведь и есть Равдан, воевода смолянский? – спросил он с самоуверенностью, совершенно неприличной безбородому отроку перед зрелым мужем и воеводой.
– Ну я. – Равдан чувствовал, что должен знать этого парня, но не мог вспомнить, где его видел. Тянуло дать ему по шее – чтоб старших уважал, но что-то в глубине души останавливало.
– Я тебя знаю, ты с нами на Деревлянь ходил, – продолжал парень, и это «я тебя знаю» звучало почти как похвала. – Ну, зимой, когда мстили за отца моего.
– Это Святослав! – крикнула Прияна, все еще сидящая на корме. – Князь киевский. Он приехал за мной.
Равдан еще раз посмотрел на стяг с соколом. Все так и есть: этот стяг он видел в Киеве, в дружине Ингорева наследника.
Это объясняло непочительные повадки отрока. Но как здесь-то мог объявиться Святослав киевский, леший его возьми?
Князь Всесвят не постыдился задать этот вопрос. Видя, что у реки происходит что-то странное, но не драка, он спустился с горы и подошел вместе с родичами. И застал удивительное зрелище: на отмели выстроилась с щитами на плечах и топорами в руках сотня чужих оружников, а впереди стоял под стягом молодой светловолосый парень. Возле него – девушка, в которой Всесвят по описанию угадал свою невесту, а перед ними – изумленный Равдан. Пришельцы всем видом выражали готовность отразить нападение, но сами никого не трогали.
– Это не варяги, – обернулся к Всесвяту Равдан. – И не голядь. Это Святослав киевский. – Он кивнул на парня. – Он ехал сюда и догнал Прияну.
– Святослав?
Всесвята это имя поразило не менее, чем недавно Прияну. Но если Прияна шесть лет ждала и надеялась на встречу с ним, то Всесвят всем сердцем жаждал никогда в жизни этого человека не видеть. Русь, что уже не первый век хозяйничала в землях славянских племен – воевала, грабила, уводила полон, в лучшем случае брала дань и налаживала торговлю, но всегда непоправимо меняла дошедший от дедов уклад жизни, – явилась и сюда. Перед ним стоял тот, кто воплощал силу и власть этой руси, острие ее длинного меча. Сам Святослав киевский, наследник Ингвара, Олега, Ульва. Если бы из-под земли вдруг выросла стена пламени и придвинулась вплотную, это не настолько бы потрясло Всесвята. Он не просто побледнел – он посерел и осунулся. Все равно что увидел бы, как сам Змей Горыныч о двенадцати головах, пышущий губительным огнем, спускается с неба и садится на зеленый луг у подножия холма. Наяву. На самом деле.
– З-зачем ты здесь? – обратился Всесвят к самому киевлянину.
Ответ мог быть только один. Сделать с полочанами то, что уже сделали его предки со смолянами, ловатичами, словенами ильменскими, древлянами и прочими… Именно сейчас! Когда погиб последний сын, когда идет с заката варяжское войско из заморья…
Но Святослав стиснул зубы и не сразу ответил. Не объявляя войны, он вторгся с войском в чужие владения. Никакого права появляться здесь с вооруженной дружиной он не имел. А время стремительно уходило: со стороны берега их уже окружала Равданова сотня, ее подпирали сзади местные мужики с рогатинами и топорами. Те, кого привел с нижней Двины Богуслав, частью уже разошлись по своим весям, но большинство остались. Если драться – то прямо сейчас, пока полочане не готовы дать отпор. Чуть позже русов просто выдавят в реку и перестреляют.
Асмунд рядом кашлянул с намеком. Пора было что-то отвечать, и сделать это полагалось князю.
– Я пришел за моей невестой. – Святослав прямо взглянул в глаза Всесвяту. – Моя мать велела мне жениться не позже осени. И я поехал за Прияславой Свирьковной.
Повеление жениться – единственное дело, в котором взрослый сын беспрекословно исполняет волю матери. Сказанное Святославом даже отчасти было правдой. Вернее, состояло из двух частей, где правдой была каждая по отдельности. Мать велела ему жениться грядущей осенью, он дал согласие и поехал в Смолянскую землю за своей давней невестой… Сказать, что невесту он предназначил для брата Улеба Мистиновича, у Святослава не повернулся бы язык. Но не только потому, что это, как он теперь понимал, решительно не понравилось бы ни девушке, ни ее родне.
По пути сюда он все поглядывал, как Прияна сидит на корме под стягом, сама похожая на стяг. На деву славы, слетевшую откуда-то с небес, как те валькирии, о которых рассказывали в дружине уроженцы Северных Стран. Гребок за гребком – Святослав привычно налегал на весло, все шло вроде бы как всегда, но ощущение, что мир непоправимо изменился и стал куда глубже прежнего, не проходило. На себя вчерашнего он смотрел свысока, снисходительно, будто зрелый муж на отрока. Прияна на корме сидела выше и взирала на него сверху – так и казалось, сейчас протянет руку и поведет за собой прямо в эти голубые небеса. Какой, к лешему, Всесвят! Ни Всесвяту, ни даже Улебу он не мог ее отдать.
