День потратили на сборы. В этот же день к Полоцку прибежал кое-какой народ, живший ниже по реке: слухи подтвердились. Говорили разное: одни – что у руси войска десять тысяч, другие – что дружина совсем невелика, и полтысячи не будет. Всесвят отмахивался, считая, что у людей от страха разум помутился, но Богуслав объяснял: они разное видели. Одни – все войско, другие – передовой отряд.
Но вот подогнали лодьи, набрали припасов. Сумели найти на три дня – и то богато в голодную пору перед жатвой. Что дальше… А дальше, как русь и говорит: или возьмем у врага, или нам будет уже не надо! Принесли бычка в жертву Перуну, поделили по кусочку если не на всех, так хоть старейшинам. Всесвят порой жалел в глубине души, что Святослав киевский так не вовремя нагрянул: невесту отнял и увез, лишив последней надежды продолжить род… Княгиня Горислава, добрая жена, в рассуждении этого надежд уже не подавала. Но держался князь спокойно: из судьбы не выпрыгнуть.
Наутро Всесвят с ближними людьми вышел из городца, намереваясь спуститься к лодьям. И тут снизу истошно заревел рог.
– Бегом! – приказал он, еще не зная, что случилось на берегу, но предчувствуя: опоздали.
Из тумана над Двиной выскакивали лодьи. В каждой сидело человек по двадцать, и на голове у каждого тускло блестел железным боком шлем. Уже поэтому русы казались иными существами, нечеловеческими, исторгнутыми бездной, чтобы убивать. С круглыми щитами на левой руке, с топором или мечом в правой, они выскакивали прямо в воду и бежали к луговине на берегу. Те три дня, что гонцы спешили сюда от Креславля, русы ведь тоже на месте не стояли, с опозданием сообразил Всесвят. А он так рассчитывал на эти три дня!
Полочане, уже ждавшие князя возле лодий, встретили русь потоком стрел. Но стрелы застревали в щитах, впивались в борта: при виде вражеского войска у ловцов, привыкших стрелять по зверю, дрожали руки. А главное, русы обращали внимание на стрелы не больше, чем на комаров: даже если кто-то вскрикивал от боли или падал, остальные и не оглядывались, а продолжали мчаться вперед через воду и каменистую отмель, будто бессмертные. Их ловкость, слаженность, быстрота смущали не менее чем блеск оружия в руках: по первому взгляду становилось ясно, что они делают привычное им дело и уверены в успехе.
Несмотря на крики подбежавшего первым Богуслава, упорядочить строй не удалось: к тому мгновению, когда русины выскочили на берег, полочане стояли там беспорядочной толпой. А русы мигом выстроились, сомкнув щиты, и почти так же быстро двинулись на них. Кое-кто посмелее кинулся вперед, и в мелкой воде произошли первые схватки: застучали топоры о дерево щитов, раздались первые крики, брызнула в речную воду первая кровь. А из тумана выходили новые лодьи, и ревел в отдалении вражеский рог, будто предупреждало о своем появлении чудовище, голодное и злое.
Наконец подоспел Всесвят с ближними людьми и старейшинами. Полоцкое войско плотным комом ударило на врага. У прибрежной отмели завязалось сражение. Зная, что отступать им некуда, кривичи бились отчаянно, но их неумелые удары приходились на щиты и шлемы, а мечи и топоры руси валили насмерть, доставая незащищенные головы. Оставляя тела под ногами, битва пятилась от берега к холму. До вершины долетали хриплые крики, стук, треск, звон.
Вдруг из-за кустов у реки, будто дурное видение, появился еще один строй. С диким устрашающим криком в бок полоцкому войску несся рой красных щитов и железных шлемов. Ударил, будто кулак, и сразу отбросил назад, к ивняку, зажал, заставил полочан бесполезно топтаться. Войско продолжало подходить, но высаживалось чуть ниже по течению, под прикрытием кустов.
Оставляя убитых и раненых, полочане поневоле стали отступать. За спиной у них, между берегом и вершиной холма, тянулась петля Полоты; русло и прибрежные овраги поросли кустами, что делало местность неудобной для сражения. Через петлю, для удобства подхода к Двине, были положены два дощатых мостика.
– За мост! За мост! – кричал Всесвят, не зная, кто его услышит в этом шуме и не понимая толком, сколько у него осталось людей. – Отходи! Мост ломай!
– Сам отходи! – К нему метнулся Богуслав.
Часть людей услышала князя и даже поняла; но отступали толпой, а те, кто уже успел перебежать мост, сразу взялись за доски, не успев пропустить своих же.
– Пес твою ма… – Всесвят устремился туда, чтобы прикрыть отступление.
Брошенная из строя викингов сулица ударила его в незащищенный бок. Всесвят упал на колени, потом рухнул лицом вниз.
– Князь ранен! Князь! – вопил рядом Гудима. – Чистуха! Громча! Помогай, князь ранен!
Толпа неслась прямо через них, Гудиме едва удавалось ее сдерживать, чтобы не затоптали лежащего. Чистуха, с совершенно круглыми от ужаса глазами, при виде древка, торчащего из Всесвятова бока, совсем обалдел и почти безотчетно выдернул сулицу. Уж очень жуткое было зрелище.
Хлынула кровь.
К ним пробился Богуслав. Увидев багровую лужу и сулицу с окровавленным наконечником рядом на земле, он выбранился, но ведь поздно! Кое-как Богуслав попытался зажать рану ладонью; рука мигом окрасилась горячей кровью. Мелькнула мысль: последняя кровь князей полоцких…
– Поднимай! – Он замахал руками. – Понесем! Велько! Прикрой, ворона старая!
Вдвоем они подняли Всесвята; кровь продолжала идти, но перевязать было нечем и некогда.
Велизар, совершенно неопытный в таких делах, лишь бестолково метался туда-сюда, не зная, что делать с бегущим войском. Яробор, мужик помоложе и побойчее, осознав дело, попытался восстановить строй перед мостом, через который уже тащили князя. Но вот красные щиты и железные шлемы тускло сверкнули уже рядом. Беспорядочно отбиваясь, полочане ушли за первый мост и сбросили в реку доски; одна и так треснула под тяжестью множества людей.
– За мостом! Строй! – орал Богуслав. – За мостом стройся!
Видя, что править без него некому, он передал князя кому-то из бегущих, а сам схватил топор и копье из валявшихся под ногами.
– Стоять! Лучники!
С трудом остановив кого-то, он нашел несколько лучников. Русы уже шли через Полоту: воды там оставалось едва по колено, и главную трудность представляли склоны оврага. Здесь полочане получили преимущество.
– Стой! Отобьемся! – кричал Радим, размахивая топором. – Сюда, ко мне! Луки! Сулицы!
Сулиц не хватало: наковать за лето успели не так много, а терялись они быстро. Но все же, видя врага в невыгодном положении, около полусотни полочан из уцелевших вняли призыву. Выстроившись над оврагом, они давали отпор: метали сулицы, шестами сталкивали русов, лезущих на склон, швыряли камни.
Но у русов тоже нашлись лучники: стоя на том берегу, они стреляли по защитникам ближнего склона и быстро отогнали их. А первые шлемы уже мелькали на этом берегу. Отряд Радима не отступил и бросился в схватку; пока они держались, Гудима и товарищи успели донести Всесвята до следующего моста.
Там все повторилось. Поняв свою единственную надежду, Богуслав не стал пытаться отражать врага внутри речной петли; быстро пробежав ее и стараясь не думать о сыне, который остался где-то за спинами русов, воевода велел разобрать второй мост и за ним выстроил всех оставшихся людей. За спинами их, уже довольно близко, виднелись раскрытые ворота Полоцка, и старейшина Своислав, опомнившись, останавливал всех и пытался выстроить. Не получалось разглядеть, много ли руси им противостоит: кусты и овраги не давали широкого обзора. Но казалось, что враги везде и Полоцк окружен тройным кольцом.
