Теперь я поняла, зачем нужен такой тон на лицах. Когда в паузе гримерша заскочила на площадку, чтобы пройтись пуховкой по щекам актеров, лицо девушки под светом ламп сделалось мертвенно-зеленым.
Первую сцену сняли быстро, с двух дублей. Во второй участвовала Алена Баранова — вампирша Амелия. Братья принялись обольщать и очаровывать красотку.
Я наблюдала за Ионовым и не верила своим глазам. Оказавшись под прицелом камер, Макс преобразился. Исчезли расхлябанная походка, холодный равнодушный взгляд. Теперь молодой человек прямо-таки излучал энергию и обаяние. Наконец я поняла, почему тысячи девушек сходят с ума по синеглазому красавцу. Заводился и Кирилл, и это было похоже на то, как постепенно разгорается рефлектор, багровеет нить накаливания и окружающее пространство заполняется светом и жаром.
Я поймала себя на том, что таращусь на актеров и совершенно не слежу за периметром. Так, Охотникова, не расслабляйся, ты все-таки на работе.
Сцену сняли, и актеры получили возможность отдохнуть. Как только погасли софиты, из Ионова как будто вынули позвоночник — сгорбился, руки задрожали. Макс ушел к себе, и мне вслед за ним пришлось покинуть площадку. А жалко, я бы еще с удовольствием посмотрела.
Мой подопечный улегся на свой отвоеванный диван и отвернулся лицом к стене.
— Разбудите, когда понадоблюсь, — буркнул он. Но я видела, что он не спит, просто делает вид, чтобы его не беспокоили.
У парня явно стресс. Что его может так пугать? Или кто?
Чтобы его не раздражать, я взяла стул и уселась снаружи у двери. Теперь мимо меня никому не пройти, а у Макса будет иллюзия одиночества.
Коридор бывшего заводоуправления отнюдь не был безлюдным местом. Мимо меня то и дело пробегали то Соня с какими-то бумажками, то гримерша, то еще какие-то незнакомые люди.
Вскоре по коридору прошествовала Алена Баранова. Девушка остановилась, балансируя на высоких каблуках, смерила меня оценивающим взглядом и закусила губу.
— Вы что-то хотели? — поинтересовалась я, когда молчать дальше стало уже неприлично.
— Да вот хотела поговорить с Максимом, — пропела она. — Так я войду?
— Он просил его не беспокоить, — вежливо ответила я.
Баранова театрально закатила подведенные глаза и простонала:
— Ой, я не могу! Наш Максик окончательно слетел с направляющих. Теперь он решил, что он Джордж Клуни. Скоро будет водить за собой по съемочной площадке поросенка на золотой цепочке. Вот, уже обзавелся личной овчаркой…
Девушка впилась взглядом в мое лицо, но я пропустила оскорбление мимо ушей. Подумаешь, овчаркой назвали. Кстати, я такое слышу не в первый раз. И что? Свою работу я выполняю хорошо, так что если я и овчарка, то призовая.
— И что, теперь, если я хочу увидеться с Максимом, мне нужно записываться к нему на прием? — капризно протянула Алена. — А вы что, не только охрана, но еще и секретарша?
— Алена, вы что-то хотели? — доброжелательным тоном повторила я вопрос. Блондинка передернула плечиками и гордо прошествовала по коридору к своей гримерной.
Прибежала Соня и сообщила, что Максу пора на площадку. Мне не понравилось его осунувшееся лицо.
— У вас сигаретки случайно не найдется? — неожиданно спросил Макс.
— Не курю, — я покачала головой.
Мой клиент вернулся к работе. Оказавшись под прицелом камер, он снова взял себя в руки, но было видно, что самообладание он хранит с трудом и каждая следующая сцена дается ему все труднее.
Несколько часов прошло в напряженном труде. Надо же, никогда не думала, что снимать сериалы — такая каторжная работа!
Некоторые актеры, игравшие второстепенных персонажей, забывали текст, что-то путали или делали шаг не туда, и приходилось переснимать все с самого начала сцены.
Венедиктова нигде не было видно. На площадке все время распоряжалась Натэлла.
Я видела, что Максим устал и плохо себя чувствует. Он тоже ошибался, путал текст и шел не туда, куда нужно, хотя Натэлла разделила сцену на крошечные эпизоды и запомнить инструкции режиссера мог бы даже ребенок. Но Макс сбивался, приходилось все переснимать, и остальные члены съемочной группы уже довольно давно поглядывали на звезду с явным раздражением. На месте Натэллы я бы объявила перерыв. Все равно работать так было невозможно.
Наконец Ионов распсиховался и закатил совершенно безобразную сцену. Он обвинил Алену, что она неловкая и двигается как корова на льду. Девушка даже не переменилась в лице, видно, привыкла к безобразному поведению партнера. Потом Максим заявил, что сценарий никуда не годится. Эта сцена не добавляет ничего нового к образу его героя, а под конец сезона сценаристам можно было бы и напрячь свои дорогостоящие мозги и выдать что-нибудь посвежее, чем сцена с поцелуями.
— Можем предложить падение в шахту, — ровным голосом проговорил Леня Коган. Мне показалось, он не совсем шутил.
— Вы там подумайте пока, а я кофейку попью, — наконец заявил Макс и удалился к себе.
— Натэлла Борисовна, у нас снова график псу под хвост? — раздался недовольный голос откуда-то сверху. Послышалось жужжание, и в полосу света опустился кран с оператором и камерой, закрепленной на штативе.
— Остынь, Миша, — довольно жестко сказала Натэлла. — У мальчика нервы.
Оператор обиженно отвернулся и уплыл в темноту.
— Сонюшка, отнеси Максиму кофе, — попросила режиссер. — Пусть успокоится.
Толстушка поспешила выполнить распоряжение начальницы.
— Обед! — громогласно крикнула Натэлла. — Перерыв сорок пять минут. Потом всех жду на площадке в рабочем состоянии…
Максим отказался обедать. Он глотал крепкий кофе и грыз печенье из железной коробки с рождественской картинкой на крышке: веселый толстый Санта, красноносые олени.
— Хотите? — кивнул он на коробку.
— Нет, спасибо. — Я взяла чашку кофе, поблагодарила Соню, которая немедленно унеслась куда-то по делам, и села напротив Макса.
— Послушай, тебя что-то тревожит? Почему ты такой напряженный?
Ионов поднял глаза, обведенные синими кругами, заметными даже под слоем грима, и неожиданно прошептал:
— Меня все ненавидят. Они все ждут моей смерти, вот так.
Я отстранилась и внимательно всмотрелась в лицо актера. За исключением признаков сильного стресса: лихорадочного румянца, дрожащих рук и искусанных губ — он выглядел вполне нормально. Паранойя? Острый психоз?
— Да, я заметила, — честно призналась я. — Ненавидят. Может быть, не все, но многие. Знаешь, ты умеешь настроить против себя. Оскорбить, уколоть — в этом ты просто мастер. С чего бы им тебя любить?
— Да мне не нужно, чтобы они меня любили! — огрызнулся Макс. — Пусть зрители любят. Мне этого хватит.
