— Чего? — деловито поинтересовалась фанатка.
— Вот объясни мне насчет сексуальной жизни вампиров. Они же покойники. Как это возможно чисто технически?
Девушка несколько секунд смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова от возмущения. Потом швырнула сигарету прямо мне под ноги, развернулась на каблуках и скрылась в темноте.
А я, посмеиваясь про себя, вернулась в гостиницу. Набрала номер Агеева:
— Юра? Привет, Охотникова беспокоит. Как там наш общий друг?
— Ты когда-нибудь спишь, Евгения? — строго спросил Юрий. — Все в порядке с твоим протеже. Дрыхнет как младенец, я ему укольчик сделал. Хочешь, к тебе приеду и тоже уколю?
— Да не надо, у меня и так проблем со сном нет.
— Завидую я тебе, Охотникова. В общем, завтра с утра можешь забрать свое сокровище. Часикам к одиннадцати подъезжай, все анализы будут готовы.
Я попрощалась и повесила трубку. На Юру можно положиться, в его клинике Макс в полной безопасности, так что эту ночь я буду спать спокойно.
…На следующее утро я подъехала к клинике «Асклепий» к одиннадцати утра, как договаривались. Симпатичная медсестра проводила меня к Агееву. Юра ждал в своем кабинете.
— Где Максим? — Я повертела головой.
— В порядке твой Максим. Просто я хочу сначала поговорить с тобой.
— Насчет анализов? — Будь я охотничьей собакой, сейчас сделала бы стойку.
Агеев кивнул.
— Давай, не томи! Скажи, какую дрянь скушал наш мальчик.
— Мальчик, — размеренно произнес Агеев, — ничего не кушал. То есть сознательно. Такую штуку никто по доброй воле глотать не станет.
— И что же это? — Я затаила дыхание.
— Алкалоид спорыньи.
Я растерянно заморгала. В Ворошиловке я изучала токсикологию, но в моей нынешней работе иметь дела с ядами как-то не приходится. Люди в наше время охотнее стреляют друг в дружку, а стрихнин в суп — это позапрошлый век.
— Это что-то очень экзотическое, — осторожно предположила я.
— Да не очень, — пожал плечами Юра. — Входит в состав некоторых лекарств. Гипертония, неврозы… Вот, например, малеат эргометрина применяется в перинатальной медицине в послеродовый период. Если сильно захотеть, можно раздобыть лекарство и добавить в пищу или питье. Конечно, чтобы сделать вытяжку, нужны кое-какие познания в химии.
— И что будет?
— Дозу рассчитать сложно, поэтому наверняка получится передозировка, — вздохнул Агеев. — Мышечные судороги, озноб. Боли в животе, тошнота и рвота. Диарея. Нарушение координации. Головокружение и галлюцинации.
— Галлюцинации, — как завороженная повторила я.
— Причем эффект кумулятивный, то есть препарат накапливается в организме.
— В переводе с медицинского на человеческий язык: чем дальше, тем хуже?
— Точно.
Я вспомнила странное поведение Ионова, его попытки самоубийства, совершенно идиотские, кстати. Парень вел себя так, как будто перед глазами у него не наш мир, а что-то другое, невидимое обычному глазу. Значит, галлюцинации. И когда стоял на перилах моста, и когда шел по рельсу над тридцатиметровым провалом… Макс вовсе не пытался убить себя, он просто не отдает себе отчет в происходящем.
И эти его постоянные приступы раздражительности, и тошнота, и отсутствие аппетита, бледность — теперь все становилось ясным.
А ведь я даже знаю, каким образом мой подопечный актер получал очередную порцию отравы. Препарат добавляли в его любимое печенье. Макс постоянно грыз овсяные лепешки, о чем всем в группе было известно. Недаром же коробка с красноносыми оленями исчезла без следа. Тот, кто подложил отраву, был уверен, что своей цели он достиг. Ионов должен был погибнуть. Шансов выжить у него, уже стоящего над шахтой, не было, вот убийца и обрадовался раньше времени, как говорит моя тетя. И если бы не мое вмешательство, Макс лежал бы сейчас в морге. А его убийца праздновал бы победу.
Значит, кто-то из съемочной группы настолько его ненавидит, что решился на это.
Кто же этот мерзавец, на протяжении нескольких месяцев планомерно и хладнокровно травивший своего коллегу? Он не подстерег врага в темном переулке, не выстрелил в него из пистолета. Нет, он избрал оригинальный и медленный способ.
Ему было важно не просто уничтожить Максима, но и дискредитировать его. Что ж, надо признать, этот план с блеском удался. У Макса репутация человека неуравновешенного, истерика, психопата, который не контролирует себя настолько, что это уже мешает работе. Отличный план.
Юра вздрогнул, как будто у меня из глаз посыпались искры:
— Спокойно, Женя! Надо хорошенько все взвесить, а уже потом начинать действовать.
— Не волнуйся. — Я встала. — Я как следует все обдумаю.
Доктор проводил меня в комнату, где ждал готовый двинуться в путь Максим. Сегодня он выглядел гораздо лучше.
— Что так долго? — недовольно пробормотал мой трудный клиент. — Едем скорее, там, наверное, без меня все остановилось.
— Подождите, Максим. — Я старалась говорить как можно спокойнее. — Прежде чем вы покинете клинику, нам с доктором нужно кое-что сообщить вам. Нечто очень важное.
Макс вдруг побледнел и опустился на кушетку, где лежала его больничная одежда.
— У меня СПИД? — еле выговорил он. — Если СПИД, вы не тяните. Скажите сразу.
— Успокойтесь, вы совершенно здоровы! — поспешно произнес Агеев. — Никакого СПИДа.
— Ух, а я-то перетрухал, — жалобно, по-детски пробормотал юноша. Губы у него дрожали. В стрессовой ситуации к Максу вернулась та манера говорить, которую он усвоил в родном поселке.
— Речь совсем о другом, — жестко произнесла я. — Доктор сейчас все объяснит.
Пока Агеев излагал историю со спорыньей, я наблюдала за реакцией Макса. Не дослушав Юру, он выпучил глаза и простодушно спросил:
— Это что, выходит, какая-то сволочь все время травила меня, как крысу?
— Выходит, так, — кивнул Агеев.
— Значит, все эти припадки, и понос, и рвота, и когда я себя не помнил, а мне потом рассказывали, чего я там накосячил, — это все из-за яда?
Вид у Максима был жалкий. Я ждала гнева, ярости, но никак не детской обиды. Видно, мальчик не отдавал себе отчета, как на самом деле относятся к нему окружающие, и полагал, что раз публика его обожает, то и все остальные тоже.
— Это не вполне яд, скорее алкалоид растительного происхождения, — начал было Юрий, но внимание Макса уже переключилось на поиски виноватого.
— Какая тварь так со мной поступила, а? — Актер повернул ко мне лицо с дергающейся щекой и оскаленными зубами. Сейчас никто бы не назвал его красавчиком. Бледное лицо с правильными чертами напоминало череп.
