Я проводила его, поцеловав на прощанье. Закрыв за ним дверь, испытала одновременно облегчение и сожаление. Да, мне было жаль, что он такой нерешительный и бывает активен и энергичен лишь там, где он может проявить себя как талантливый инженер, ученый. Там же, где требуются мужские качества, напор, сила, Вадика нет. Он слишком ведомый, слишком деликатный.
Я позвонила Кате. Она, человек ответственный, тоже, как оказалось, встала ни свет ни заря, успела побывать в «Цахесе», проверить, все ли там в порядке, проинструктировала Юру насчет покупки еще одной морозильной камеры, составила список необходимых продуктов, которые следует заказать, успела вместе с Юрой побывать в следственном комитете, куда ее вызвал Мишин, чтобы взять отпечатки их пальцев (чтобы было с чем сравнивать следы на руле), и теперь сидела собранная и ждала моего звонка, чтобы отправиться со мной в Лобаново.
— Как ты думаешь, у Юры будут неприятности из-за машины? — спросила она меня, когда мы уже ехали по утренней Москве, но в хлопотах и заботах не замечая ее красоты, ее розовых от рассветного солнца церковных куполов, сверкающих витрин магазинов и огромного количества цветников, мимо которых нам доводилось проезжать.
— Какие еще неприятности?! Мы все там наследили, и Юра, и я, и ты! Сколько раз выезжали на ней за город! — сказала я. — Нам бы найти ее.
— Новостей никаких? — спросила она меня.
— Пока — нет. Но чувствую сердцем, в Лобанове нас ждет сюрприз… Если эта семья Перовых разбогатела, значит, они что-то продали. А продать они могли Сережин компьютер, мои ноутбуки, музыкальный центр.
— Ну и что, что продали. Шли мимо, увидели, что ворота распахнуты, вошли да вынесли все, что плохо лежало. Нас-то интересует, кто убил Голта.
— Ты права. Но, может, они видели чего. Ладно, посмотрим, чего сейчас-то гадать?
Я продам этот дом, — сказала я. — Как можно оставаться там, когда в двух шагах от сада лес, в котором его похоронили.
— Правильно, я бы тоже на твоем месте продала. Раньше ты там отдыхала, да мы все отдыхали… прекрасное место.
— Или не продавать? — Мысли мои метнулись в противоположную сторону, когда я вспомнила, как много было в него вложено, сколько денег, нервов! Это был мой дом, моя вотчина.
— Мне иногда кажется, что у нас с тобой один мозг на двоих, — усмехнулась Катя. — Я вот сначала поддержала тебя, а сама думаю — жалко дом, он такой классный!
— Ты мне скажи лучше, как себя чувствуешь.
— Хорошо.
— С Валей общаешься?
— Да, вчера заезжала к нему, он от счастья чуть не помер… Ты бы видела его лицо — самый счастливый человек на свете!
— Я так рада за вас, — сказала я, чувствуя, как от нахлынувших чувств горло мое словно кто-то сдавил. — Ребята, пусть хоть у вас все будет хорошо!
— А что Вадим?
— Вадим, между нами, девочками, ни рыба ни мясо, — призналась я, и весь оставшийся путь до Лобанова мы рассуждали о положительных и отрицательных качествах претендента на мою руку Вадима Сажина.
Мы подъехали к воротам моего дома, я открыла их при помощи пульта, и мы покатили по дорожке вдоль веселой, залитой солнцем ухоженной зеленой лужайки.
— Твоя Светлана Петровна — просто клад! — сказала Катя, едва не свернув шею, разглядывая подстриженный газон. Я открыла окна, впуская свежий, яркий запах свежескошенной травы. — С ума сойти можно! Смотри, а вон и она, в шляпке!
Светлана Петровна встретила нас в рабочей одежде, соломенной шляпке. На руках ее были тонкие голубые хирургические перчатки, что сделало ее в моих глазах еще более симпатичной. Уважаю женщин, по мере возможности берегущих себя.
— Доброе утро, Светлана Петровна!
— Доброе утро, Наталия Андреевна, и вы, Екатерина Генриховна!
— Вы чудесно справились с травой! — похвалила я ее.
— Да это не я, а ваша волшебная машина. Господи, каких только машин не придумано для сада!
Я ждала от себя какой-то негативной реакции, открывая двери в оскверненный преступниками дом, какого-то внутреннего холодка, страха, всего того, что называется неприятными ассоциациями, но ничего подобного не было.
Напротив, я испытала снова какое-то странное облегчение, словно вот теперь-то все будет нормально и все те, кто мешал мне жить, кто давил на меня, кто отравлял мое существование, больше не потревожат меня. Ограбление, была уверена я, явилось лишь следствием того, что убийца оставил дом открытым.
— Не понимаю, зачем понадобилось вообще открывать дом, да и как его открыли, — говорила я, распахивая окна и впуская в дом свежий воздух — Светлана Петровна, вы оставайтесь здесь. Если вас не затруднит, заварите чай с травками, если нужно, сходите в магазин за печеньем, когда вернемся из деревни, будем пить чай.
Светлана Петровна открыла кухонный буфет.
— Да здесь столько всего к чаю! Банка халвы, две коробки печенья, вафли, конфет сколько… Откуда?
— Так Груша же привезла! — сказала Катя, подходя к окну. — Забыла?
Я вспомнила цыган, в сознании словно пронесся ураган, мне даже показалось, что где-то за окном, прорезая шум листвы, прозвучала скрипка…
— Люблю цыган, — сказала я, заглядывая в буфет. — Какие женщины! Вот все, что нужно, купили, аккуратно по полкам разложили. Уверена, что они искренне сопереживали мне, а, Катя? Так пели, так плясали… Нет, не буду продавать дом, он такой большой, уютный! А когда все закончится, когда успокоюсь окончательно, приглашу их еще раз.
— Может, уж на свадьбу? — улыбнулась Катя.
— Не знаю. Честно говоря, не представляю себе, каким должен быть мой муж. Пока что меня окружают лишь кандидаты. Ладно, Катерина, поехали к Перовым.
— А что вы им скажете? — заволновалась Светлана Петровна, прижимая к груди электрический чайник. — Надеюсь, обо мне ничего не…
— Все будет хорошо. У нас в хозяйстве банки имеются? Мы же вроде как за молоком к ним приедем.
Дом Перовых, выкрашенный в голубой цвет, утопал в зелени. Перед домом, в маленьком палисаднике, огороженном деревянным низким заборчиком, стояли два запылившихся молодых вишневых деревца.
Надежда Перова, худощавая голубоглазая женщина лет сорока, вышла к нам одетой явно не по возрасту — ее рано постаревшее от тяжелой физической работы тело в джинсовых шортах и белой майке, с бледной синюшной кожей в фиолетовых прожилках, смотрелось жалко. Увидев нас, она засмущалась.
— Мы за молоком, — сказала я. — Нам сказали, что у вас очень хорошее, жирное молоко.
— Так оно жирное потому, что я его не разбавляю! — улыбнулась женщина. — Проходите.
— Уф, жара какая, — сказала Катя. — У вас водички холодной не найдется?
— А компот клубничный не хотите? Из холодильника?
