— Я спать, — сказала я, с презрительным видом покидая залитую солнцем прохладную кухню.
Я поднялась к себе, плюхнулась в постель и проспала до позднего вечера.
Проснувшись, я, к счастью, обнаружила, что могущественной Сашки Паравиной в моем доме, помеченном несчастьем, уже нет.
Катя моя сидит за столом перед ноутбуком и что-то там быстро печатает. Увидев меня, она улыбнулась.
— Выспалась?
— Кажется, да. А ты чем занимаешься?
— Заказала в интернет-магазине одного садоводческого хозяйства три «Эммы Гамильтон», «Крон Принцесс Маргарет» и «Синтли ве вебест». Пока, думаю, хватит. Розы привезут сюда, я предупредила Светлану Петровну, перед отъездом заедем к ней, я оставлю ей деньги.
— Почему ты?
— Да потому что. Это мой подарок тебе. Могу же я сделать хоть что-нибудь для тебя? Ну хоть такую малость?
— Спасибо. — Я обняла подругу. — И спасибо тебе за пощечину, честно, я серьезно. Если бы не ты, у меня бы сердце разорвалось от всего того, что на меня навалилось.
— Ты должна быть сильной, Ната. Вот переживем все эти ужасы, и все устаканится. Полетишь в Париж, отдохнешь душой и телом.
— А ты разве со мной не поедешь? И Юру прихватим.
— Или я, или Юра, «Цахеса» на чужих не оставлю.
— Ладно, договоримся. Поехали, у меня еще есть дела.
— Какие еще дела? А отдыхать когда?
— Мне надо на Павелецкий, там в камере хранения я оставила чемодан.
Катя посмотрела на меня, как смотрят на людей, внезапно потерявших рассудок.
— Какой еще чемодан?
— Представляешь, наша консьержка утверждает, будто бы в ночь, когда убили Сергея, я позвонила ей и попросила отвезти чемодан на Павелецкий.
Я вкратце рассказала ей эту историю.
— Но зачем ей все это?
Пришлось признаться и во всех остальных сделанных мною открытиях, указывающих на то, что Сережу убили дома, а труп его сбросили в лестничный пролет.
— Так ты поэтому в последнее время такая странная, задумчивая, нервная?
— Ну да, конечно, это удивительно, да? А это ничего, что вокруг меня так круто все завертелось, как удавка на шее?!
— Ладно, прости. Да, ты права, надо срочно отправляться на Павелецкий, но я бы на твоем месте позвонила Мишину и все рассказала.
— Но тогда я как бы подставлю Марину.
— Да что тебе Марина? Разве непонятно, что если это не ты ей звонила, то, значит, позвонил кто-то и попытался изобразить по телефону твой голос.
— Знаешь, у меня обыкновенный голос, и если говорящий человек, предположим, прикрыл рот носовым платком, то Марина спросонья легко могла бы принять чужой голос за мой. К тому же Марине важно было услышать о деньгах, думаешь, ее в тот момент интересовало, мой это голос или нет? А уж когда она получила вместо пяти тысяч десять…
— Кстати, а ее это не насторожило?
— Абсолютно нет. Она считает, что эти деньги для меня — мусор, так, ничтожная сумма. Мы, жильцы этого престижного дома с дорогущими квартирами, для нее — небожители. К тому же она рассудила, вероятно, что ей заплатили так много еще и за беспокойство, понимаешь?
— Звони Мишину, это важно.
— Катя, ты, думаю, не поняла, что происходит. Сережу могла убить я! И если окажется, что на чемодане мои отпечатки пальцев и этот чемодан свяжут с желанием преступника убрать Марину со своего рабочего места в ночь преступления, то Мишин может догадаться, что убийство было совершено в нашем доме, а потому будет обследовать это самое рабочее место, то есть подъезд! И обнаружит на полу следы крови.
— Ты серьезно?
— А пух от подушки и исчезновение подушки я тоже выдумала? Ты думаешь, что у меня крыша поехала? Я могла просто потерять память. От шока.
— Тогда не звони Мишину. Но мне что-то как-то не по себе стало.
— Ты поедешь со мной на вокзал?
— Спрашиваешь!
Мы заперли дом, ворота и, заглянув к Светлане Петровне, чтобы оставить деньги за розы, которые должны были привезти через день-два, помчались в Москву.
Темнело, где-то далеко от нас прогремел гром, пару раз всполохи молний были такими яркими, словно возвращалось светлое солнечное утро.
К Павелецкому вокзалу мы приехали, когда начался дождь. Он прибивал пыль, гарь, копоть, и в воздухе пахло крепко испаряющимся креозотом со шпал, выхлопами тепловозов, углем в котлах поездов. Для меня это был запах путешествий, каких-то перемен в жизни. Я не знала тогда, куда меня занесет на этот раз.
В ячейке 3234 не было ничего. Никакого чемодана.
— Убийца приходил сюда после того, как убил Сережу, и забрал чемодан. Ты же не думаешь, что Марина все это придумала?
— Если только она сама не пристрелила твоего мужа, — усмехнулась любительница черного юмора Катя.
— А что, если я приглашу сюда Фиму и попрошу взять отпечатки пальцев вот с этой дверцы ячейки?
— Хорошая мысль! Но вдруг там будут только твои отпечатки?
— Не только мои, еще и Маринины. Катя, ты тоже полагаешь, что это могла сделать я?
— Это могла сделать Воронкова, но как она оказалась в твоей квартире?
— Так Сережа ей и открыл! Меня-то дома уже не было! Она что-то сказала ему, куда-то, может, пригласила, иначе как он оказался одетым? И вот когда он оделся и стоял в гостиной, она достала пистолет и выстрелила в него.
— Не могу представить себе ситуацию, при которой Сережа вышел бы вместе с Лизой из дома. Он не должен был показываться с ней на людях. А если она приглашала его в себе, чтобы заняться сексом, к примеру, то зачем бы он стал надевать бархатный пиджак с золотыми пуговицами? И вообще, они могли бы сделать все это в твоей квартире.
— Катя!
— Все-все, умолкаю.
— Ты думаешь, мне приятно все это слушать? Вы прямо испытываете мое терпение! Или ты думаешь, что у меня нет сердца? Осталось только узнать, что и у тебя с ним была связь, и все. Это станет последней каплей!
— Ты, мать, сбрендила, что ли? — обиделась Катя.
— Ладно, извини, я погорячилась. Просто эта Саша меня сегодня убила!
Мы не стали приглашать Фиму, чтобы он снял отпечатки пальцев с ячейки. А он мог бы и пробил бы их по своим каналам. Но как-то боязно было.
Я довезла Катю до дома и поехала домой. По дороге связалась с Фимой по другому вопросу. Пора было собирать первый информационный урожай.
— Да, кое-что есть, — сказал мне Фима.
Я попросила его привезти материал мне домой.
Подъезжая к дому, больше всего опасалась, что меня встретят все мои знакомые мужчины: Юра, Вадим и Александр Борисович. Ни один из них, как я считала, пока что не оставил мысль связать со мной свою судьбу. Что касается Воронкова, были, конечно, сомнения, однако пока что все указывало на то, что он увлечен мною.
