— Забыла ее выбросить. Вернее, хотела сжечь, да руки не дошли.
— Все это указывало на то, что ты действительно готовила убийство. Что отрабатывала один из способов.
— Понятно.
— А потом я поговорила с Валей Трушиным на кухне, спросила в шутку, когда вы зачали ребеночка, уж не в Улитине ли, мы же все там крепко выпили, что как бы не отразилось это на плоде. И тогда он сказал, что в Улитине ничего не было, что он, к своему стыду, крепко уснул и что все произошло на следующий день, вернее, ночь, когда ты была у него дома, тогда и забеременела.
— Да, все правильно.
— Значит, уложив труп в багажник моей машины, ты поехала не в Лобаново, а в Улитино. Чтобы обеспечить себе алиби. И пока я каталась в Ковригино, ты обогнала меня, приехала к Машке, и вы все вместе стали поджидать меня. Потом мы пели песни, пили, я отправилась спать с Сажиным, ты — с Валиком, а когда он уснул, ты вышла из дома, добралась до оставленной где-то поблизости машины с трупом Голта и покатила в Лобаново. Закончив там все свои дела по запутыванию, оставив труп в обнимку с пистолетом и фотографиями, ты вернулась в Улитино. Но на чем?
— Вызвала такси.
— А вот здесь ты могла серьезно проколоться.
— Могла. Но не прокололась. Неужели ты еще не поняла, что все шло как по маслу?
— А если бы убийство повесили на Лизу? Или на Юдину? Или на меня? Ведь в какой-то момент я решила, что сама его убила, да потом у меня память отшибло.
— Я никогда не допустила бы, чтобы пострадал невиновный.
— Катя, как же ты живешь все эти месяцы? Тебя кошмары не мучают?
— Нет, напротив, я успокоилась. К тому же у меня есть доказательства того, что я поступила правильно.
— Какие еще доказательства?
— Я на свободе, а ты вышла замуж за достойного человека и ждешь от него ребенка.
Я смотрела на нее, и в какой-то момент мы обе поняли, что сделали уже все возможное, чтобы больше никогда не видеться. Что будущего у нас нет. Что труп Голта навсегда разъединил нас, сделал если не врагами, но и не подругами.
— А это правда, что ты написала роман?
— Кто тебе сказал?
— Мне приснилась Жорж Санд, она и сказала. — На лице Кати появилась грустная улыбка.
— Она не солгала. Роман почти готов, мне осталось дописать буквально несколько строк.
— Поздравляю. Всегда считала, что твое воображение еще проявит себя.
Я посмотрела на дверь, ведущую в зал с посетителями, и подумала о том, как было бы славно, если бы, выйдя из этого тесного и душного кабинета туда, я увидела рядом с Юрой Катю, другую, ту, прежнюю, которую так любила и дружбой с которой дорожила.
— У меня будет девочка. Я уже решила, что назову ее Наташей, — услышала я за спиной голос моей безумной подруги, самого близкого мне, родного человека, и поспешила выйти.
«Услышала я за спиной голос моей безумной подруги, самого близкого мне, родного человека, и поспешила выйти».
Перечитав последнюю фразу, она поднялась на первую страницу, задержала свой взгляд на выведенной курсивом строке «Посвящается моей лучшей подруге К.», затем снова вернулась вниз, к последней строке, и поставила точку. Напечатала слово «конец», сдунула перышко с клавиш ноутбука и захлопнула его.
Встала и, покачиваясь на каблуках, вышла из спальни.
В гостиной на полу, в луже крови, лежал труп мужчины в черных джинсах и черном бархатном пиджаке с золотыми пуговицами. Вспоротая пуховая подушка, забрызганная кровью, как и пистолет валялись рядом, на ковре. Чуть поодаль — раздавленные в крошево телефоны.
Она подошла к зеркалу, увидела, что на щеке и шее, рядом с ниткой жемчуга, тоже кровь, несколько засохших капель. Одернув черное платье, она подошла к накрытому столу, зацепила вилкой ставшие похожими на проволоку, затвердевшие спагетти на тарелке, пропитанные томатным соусом. Да только ей показалось, что это тоже кровь… Его кровь.
Вернулась в спальню, снова открыла ноутбук, включила запись, и все вокруг наполнилось голосом, обожаемым миллионами женщин:
«…представляешь, моя корова покупает мне кабриолет, в Париже! Только бы я не разводился с ней…»
Выключила запись. Тошнота подступила к горлу.
Включила телефон. Сорок восемь непринятых звонков от Кати. Шестнадцать от Жоржа. Алик Шерман, Саша Паравина…
А сколько раз трезвонили в дверь!
Послышались шум на лестнице и голоса.
— Да ломайте уже! — это был взволнованный голос Кати.
Наташа Соловей посмотрела туда, откуда раздавались теперь уже удары и скрежет взламываемых замков.
«Катя, душа моя, тебе завещаю «Мопра» и «Консуэло». — Она погладила рукой папку с документами, потом подошла к окну, распахнула его. Свежий воздух, пахнущий вчерашним дождем, хлынул в душную комнату, и она вдохнула его полной грудью.
