Книга Быть принцессой. Повседневная жизнь при русском дворе, страница 98. Автор книги Елена Первушина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Быть принцессой. Повседневная жизнь при русском дворе»

Cтраница 98
1845 год

Когда я проснулась в день Нового года, мне принесли пакет, отправителем которого было Военное министерство. В нем было мое назначение шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка. Я почти задушила Папа, устроившего этот сюрприз, в своих объятьях, и он, тронутый до слез, обнял меня. Я приказала запрячь сани и поехала в Крепость к Адини, чтобы поделиться с ней своей радостью. Потом дядя Михаил провел передо мной моих гусар в их чудесной белой форме, с белым ментиком. Папа непременно хотел нарядить меня так же, включая расшитые чакчиры генерала. Я же протестовала против брюк, Папа настаивал на этом, и впервые в жизни он рассердился на меня. Наконец был найден выход: вышивка должна была быть нашита на мою верховую юбку; со всем же остальным, включая саблю, я согласилась. Папа представил меня разным лицам в форме моего полка и заказал для полка мой портрет в форме елисаветградских гусар. Уменьшенную копию портрета он сохранил для себя; она была его любимым портретом. И когда я покинула дом после моего замужества, Папа уже с ней не разлучался. Он выразил желание, чтобы я сочинила для моих гусар полковой марш. Я сейчас же взялась за это вместе с моим стареньким Бэлингом. Я напевала ему мотивы, и он записывал их, потому что я понятия не имела о теории композиции. Результатом был марш полка, который носит мое имя в России и который и сегодня еще играют в Штутгарте для моих драгун.


Быть принцессой. Повседневная жизнь при русском дворе

Большой Гатчинский дворец построен в 1766–1781 годах в Гатчине по проекту Антонио Ринальди для фаворита Екатерины II графа Григория Григорьевича Орлова. Расположенный на холме над Серебряным озером, и ныне окруженный массивом высоких деревьев, дворец производит впечатление средневекового замка


Но вообще зима эта была серьезной и грустной, вся еще под впечатлением понесенной нами утраты. Мама жаловалась на глаза, испорченные постоянными слезами, кроме того, она опять страдала сердцем, в то время как Папа жаловался на печень. Мы жили очень замкнуто. Единственными просветами были в феврале и марте рождения двух детей. У Мари родился мальчик Александр (теперешний Император Александр III), а у Мэри – девочка Евгения. Эти роды были очень сложные: ребенок появился на три недели раньше из-за испуга, который пережила мать. Она видела, как ее маленький сын Коля толкнул тяжелый стол с подсвечниками, который опрокинулся, и она решила, что ребенок погиб под ним. Но он тотчас поднялся, целый и невредимый, в то время как мать стала жаловаться на спазмы и разрешилась преждевременными и очень тяжелыми родами. По счастью, ребенок был очень мал, и это обстоятельство спасло жизнь Мэри. Девочка была так слаба, что не могла питаться у груди, и целых шесть недель сомневались в том, что она выживет. В этом миниатюрном ребенке была заложена большая энергия, он должен был жить и обладал, как это выяснилось потом, самым сильным характером из всех детей Мэри.


Этой зимой мы слушали несколько прекрасных концертов заграничных артистов, особенно запомнилась мне игра юной Клары Вик, впоследствии знаменитой Клары Шуман.

Тревожные вести дошли к нам из прибалтийских провинций. Местное население было там охвачено беспокойством. Пустили слух, что государство даст тем, кто перейдет в православие, большие льготы. Было невозможно установить, каким образом эти слухи могли появиться. Во всяком случае, многие перешли в православие, и это повело к враждебным отношениям между крестьянами и их немецкими помещиками. Отец был неправильно информирован и думал сначала, что переход к Православной церкви был искренним; он ненавидел все новообращенство и был по-православному очень терпим в отношении других религий. Когда же выяснилось, что движение вызвано политическими мотивами и сеяло ненависть между немцами и латышами, был послан Опочинин, чтобы на месте выяснить, каким образом начались беспорядки и от кого исходила пропаганда. Эта миссия осталась, как все, где говорят страсти, без успеха. Это было начало той борьбы рас, которая в наше время стала еще острее и про которую только один Господь Бог ведает, как она закончится.


Я вспоминаю, как на Пасху этого года приехал в Петербург, чтобы представиться Государю, Патриарх Католикос Нерсес, кавказский армянин. Это был маленький старичок, одетый во все белое, с большим носом и глазами, горевшими как уголья. Если я не ошибаюсь, это было первым шагом армян к подданству. Отец посетил их монастырь у подножья Арарата, где ему показывали реликвию: кусок дерева от Ноева ковчега, который был найден монахами на том месте, куда пристал ковчег. Но на Папа величие природы там произвело большее впечатление, чем подобные рассказы монахов.


Чудесные майские дни пробудили в нас тоску по Царскому Селу, где мы всегда проводили весну; но Папа не хотел больше там жить, и мы переехали на Елагин остров. Ввиду того, что общество собиралось там только в июне, мы жили совсем по-деревенски и на свободе. По утрам мы слышали пастушью свирель, искали грибы в лесах Крестовского острова, не встречая при этом ни души, только вечером, на закате солнца, появлялись некоторые экипажи. Без Адини общество не было для меня приятным. Изредка мы с Анной Алексеевной посещали земледельческую школу, основанную Львом Перовским, где крестьянам показывали рациональные методы земледелия.


Лето этого года проходило по обычной программе, только спокойнее: Мама чувствовала себя ослабевшей и жила очень замкнуто. Ко дню смерти АДИНИ приехал Фриц Гессенский. Мы поехали с ним в Царское Село, где в маленькой часовне у пруда была только что поставлена статуя Адини. У павильона, построенного по ее рисунку, ждали, что их покормят, черные лебеди. Но наверху во дворце не существовало больше балкона перед ее комнатой, а также сирени под ее окнами, цветущие ветви которой доходили до самого окна. В дворцовой часовне служили панихиду, все разрывающие сердце воспоминания прошлого года встали передо мной: я видела ее лежащей с ребенком на руках посреди моря цветов, и мне казалось, что с любимой сестрой я похоронила свою молодость. Потом мы поехали в Крепость и той же ночью вернулись на Елагин. Когда я думаю об этом последнем лете на Родине, меня охватывает невыразимая тоска по всем тем, кто раньше меня ушел в другую жизнь.


Здоровье Мама становилось все хуже. Оно трепетало как пламя свечи, грозящей погаснуть, и сделало необходимым консилиум врачей. Они все требовали скорого отъезда на юг, не ручаясь в противном случае ни за что. Папа был в отчаянии при мысли о долгой разлуке, но в конце согласился. Предложили Крым, но Папа отверг это ввиду того, что там бушевала малярия. Вопрос о юге Франции даже не поднимался из-за короля Луи Филиппа. Неаполь не подходил оттого, что там был Двор, а следовательно, обязанности по отношению к нему, поэтому остановились на Палермо. Там будет спокойно. Предполагалось, что Мама уедет на девять месяцев. Я должна была сопровождать Мама. Мне это казалось приговором к смерти. Оторваться от близких, от Родины, без Папа, без братьев, скитаться по Европе, не зная, когда можно будет воротиться и суждено ли мне привезти Мама обратно. Недели, которые последовали за этим решением, были подобны агонии. Родители стали еще нежнее ко мне, мы еще больше сблизились друг с другом. Папа взял у меня экземпляр Адини «Последование Христу». Он считал, что эта книга поучительна только для женщин, и обнаружил с удивлением, насколько это свидетельство глубокой и серьезной религиозности подходит к взглядам и настроениям его натуры. С глубоким волнением читал он места, отмеченные рукой Адини.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация