Хватаясь за меч, стражник грубовато спросил:
— Чего надоть?
Человек распахнул плащ, показывая, что он не вооружён, и осторожно начал подходить к стражу. Подойдя достаточно близко, он оглянулся по сторонам и зашептал:
— Тут у вас... мой брат. Он честный человек и ни в чём не виноват.
Страж ухмыльнулся:
— Я здесь уж десяток лет и виновных ни одного не встретил. Ну, чё надоть?
— Я те, — и опять оглянулся по сторонам, — дам много денег, — он открыл полу — к поясу была привязана тяжёлая киса. Приподняв её, потряс на ладони. — Ето всё твоё, тут те хватит и твоим детям. Отпусти Егора.
— Кого? Игора?
— Пойми: не виноват он, не виноват.
— Мил человек, — стражник к такому богатею подходил мягко, — да не могу я, не могу. Ты знашь, сколь нашего брата сидит внизу? Ето я вышел дыхнуть, там такой воздух — дышать нечем.
— Тут всем хватит!
— Э, мил человек, у многих жёны, дети. Они никаких денег не стоють. Иди с миром домой, а то щас подъедуть да и тя заграбастають.
— Щас уйду. Скажи только, по какой дороге его повезут.
Страж внимательно посмотрел на него, качнул головой:
— Если ф так хочешь брата увидеть, повезут его вот по той дороге.
И он показал, где пойдёт телега с человеком, жить которому на этом свете осталось мгновение. У незнакомца на глазах появились слёзы. Стражник за долгие годы пребывания в этом здании всё же не очерствел и по-доброму сказал:
— Уходь, мил человек, не уж головы не жаль? Слышь, едут!
Действительно, в отдалении послышался стук колёс по настилу.
Опустив голову, незнакомец побрёл прочь.
— Эй! — окрикнул его стражник. — Поди сюды.
Тот послушно вернулся, внутренне надеясь, что страж может чем-нибудь помочь. И он помог. Советом, чтобы незнакомец принёс ему тёплую одежонку.
— Он там, — страж кивнул в сторону двери, которая вела в темницу, — от холода дуба дасть. Пущай хоть перед смертушкой погреется.
Человек развернулся и со всех ног пустился прочь.
Он бежал и думал, куда ему — домой или на Егорово жильё. Ноги как-то сами принесли его к Егорову жилищу. Оно было пусто. Вабор куда-то делся. Человек выбрал меховик, рубаху, безрукавку и начал всё скатывать, потом поглядел под лежак, достал сапоги и сунул их в связку. Взял всё под мышку и стал спускаться вниз.
— Ей, осторожней! — раздалось внезапно снизу. — Зенками гляди.
Голос был знаком. Когда человек с тепляком спустился вниз, то обомлел: перед ним, как с неба спустился, стоял Оницифер Лукич.
— Камбила? — удивился тот. — Ты чё тут с ранья? А тепляк зачем? Аль своровал? — сказал, а сам рассмеялся. — Я вот только приехал, еду мимо, дай, думаю, зайду. Как тут Егор?
— Как! Как! Плохо Егору! — нервным, срывающим голосом ответил Камбила. — Сегодня его хотят казнить.
— Чё ты лопочешь? — взревел и схватил его за грудь. — Как казнить?
— Просто, — отцепляя его руку, сказал он, — отрубят голову и... всё.
— За что? — лицо Лукича помрачнело.
— Да ни за что. Мы те рассказывали, — Камбила поправил ношу.
— За ето?
Камбила кивнул.
— И хто?
— Хто, хто. Посадник, вот хто!
— Федька?
Камбила опять кивнул.
— Ну, гад, доигрался, — Лукич скрипнул зубами, — я те забытое припомню. За мной, Камбила.
Фёдор подошёл к окну. На площади собирался народ. Палачи привезли плаху и стали её устанавливать. У крыльца стоит подвода, на которой должны привезти преступника, и много дружинников. Все вооружены, словно готовятся к бою со шведами. Фёдор улыбнулся. Он победил. Он уже готовился издать задуманный приказ, как увидел, что на площадь ввалилась большая толпа каких-то людей. Впереди... постой-ка, постой-ка, не уж... — посадник тщательно всматривается. — Он? О, Господи! Он!
Это шёл Оницифер со своей дружиной. На их счету победа не только над шведским королём. А какие они устраивали походы, доходя до Зачи и до Заволочан! Кровушки-то они попролили изрядно. Но эти походы их сплотили, и не было в городе силы, чтобы могла противостоять этой шайке, как порой «величали» эту дружину. Посадниковы воины, видя решительно шагавшего Лукича с мечом в руке, во главе своей дружины, бросились в разные стороны, забыв про строгие наказы посадника. Как ураган, ворвался Лукич в посадническую. Открывая каждую дверь, рычал:
— Где?
Испуганные люди только пожимали плечами, дрожа от страха. Лукич влетел в посаднический кабинет. Тот был пуст. Он сел в кресло.
— Сурок! — позвал он промелькнувшего в дверях дружинника.
Тот заглянул:
— Чё те, Лукич?
— Мотай в темник и вези суды Егора. Да мигом!
Парень сорвался с места, точно подхваченный ураганом.
А вечером у Камбилы собрались Егор, Оницифер и Осип.
Разговор начал Осип.
— Чё, други! Благодарите спасителя, — и посмотрел на Лукича.
— Да чё я... они мои друзья. Будь я тама, они дожить бы мня не оставили.
— Не оставили, — согласился Осип, — но, думаю, им, — он поглядел на Камбилу и Егора, — надоть решать, где быть. Если ф хотите мой совет, — те закивали, — то думаю... вам пряма дорога в Московию. В Пруссии тама... — он махнул рукой. — В Тверь — мало надежд. Слабо то княжество. Только Московия.
— Стой! — выкрикнул Лукич! — Чё ты их выпровождаешь? И стал их уговаривать, чтобы остались, ударяя себя в грудь, что в обиду их не даст.
Вразумительным оказался Осип.
— Так-то так, Лукич. Но ведь с тобой всякое может случится. Хто тогда за них заступится? А бояре не забудут, кто предупредил Московского князя, — и посмотрел на Камбилу. Тот сделал вид, что не понял.
— Не забудут и Егора.
— Да я никуда не мечу, — вставил слово Егор.
Осип оглянулся на него, рассмеялся:
— Это я поверю. Они, — он показал на Камбилу и Лукича, — а те — нет. Я их натуру знаю. Езжайте, пока ждут.
— Ну, что, Егор? — Камбила посмотрел на друга. — Я думаю, боярин прав. Жаль только вот с такими, как Лукич, расставаться.
— А я буду к вам в Московию в гости приезжать, — и рассмеялся. — А если прижмёт... возьмёте? — спросил он.
— Не сомневайся! — в один голос ответили друзья.
Через несколько дней караван, под охраной дружинников Лукича, двинул на Запад.
— Пусть думают, что вы поехали в Пруссию. Зачем Московии делать проблемы? Те могут узнать и давить на Симеона, чтобы вас вернуть, обвиняя в преступлении.
