— Ну и девка! Не уж женился старый?
— Да не! На кой ей такой старый! Да она любого, помоложе, поманит!
— Тише вы! — осаживает кто-то не в меру горячих новгородцев.
Важность боярина показала люду, что им не по пути. Нашёлся, правда, один, который крикнул:
— Возьми, боярин!
Тот даже не повернул головы.
Пристав к другому берегу, лодочник спрыгнул в воду и вытащил лодию наполовину из воды. Потом высадил по очереди боярина и Марфу. Евстафий шёл не торопясь, важно. Подниматься пришлось наверх. Он вспотел, прежде чем добрался до места. Это была небольшая возвышенность, которая позволяла хорошо видеть, что происходит на площади. Место издавна считалось боярским. Там уже толпилось несколько человек. Приход Евстафия оживил бояр. Они, важно раскланявшись, кто украдкой, кто впрямую уставились на Марфу, гадая, кем она доводится бывшему посаднику.
А под ними людская река заполняла площадь. Она шумела многоголосьем. Темой их возмущения был до сей поры не отремонтированный мост. Лодок не хватало, столько появилось желающих посмотреть, а кто и принять участие в этой массовой забаве. Отговорившись, людское море стало делиться на три части: зевак, бравших площадь в кольцо, и две группы бойцов — ярославских и софийских. Среди последних часто мелькала шапка с красным верхом Фёдора Дворянинцева.
Вот появился посадник в окружении группы воинов. Но они предназначались не столько для защиты головы града, сколько для показа весомости этого звания. Воины прокладывали ему дорогу сквозь плотные слои народа. Наконец и посадник на своём месте. Это тот же пригорок боярский, только ему предназначалось кресло, невесть какое, но... Все ждут, когда посадник, достав тряпицу, даст отмашку. Сигнал к началу схватки. Начали молодые, но вскоре в битву вступили все. Видать, давно не бились, руки чесались.
И вот включились зеваки:
— Давай, софия! Бей ярославцев! Фёдор! Фёдор!
Евстафий и его спутница слышат это имя. И по Марфе видно, что ей приятно ощущать такое людское восхищение знатным бойцом. А что говорить об отце!
— Ярославцы! Бейте высоконосых!
Но кто кого осиливает, пока не видно. То на пару шагов отступят ярославцы, то софийцы.
Егор и Вабер удачно выбрали себе место. Они могли лёжа любоваться происходящим. Вабер оказался горячим болельщиком. На вид спокойный и рассудительный, он незаметно включался в «активную болезнь». Егор же порой даже отворачивался, показывая этим своё безразличие.
— Ты смотри, Егор, смотри, ярославцы отступают!
Видя какую-нибудь неудачу с их стороны, он ожесточённо стучал кулак о кулак. А если не стучал, теребил Егора:
— Да ты смотри. Эх!
Но Егор по-прежнему оставался равнодушным.
Чувствовалось, что сила была на стороне софийцев. Поле битвы начали покидать первые пострадавшие. Кто, закинув голову, старается унять бегущую из носа кровь, кто отплёвывается кровью, пальцем ощупывая, сколько остаюсь у него зубов, кто прикладывает холодную тряпицу к глазу.
Но чем меньше остаётся сражающихся, тем ярче вырисовывается индивидуальность. Дворянинцев, чувствуется, стал предводителем софийских бойцов. Где он, там ярославцы не выдерживают напора. Его воодушевление, которое он оказывал на софийских бойцов, имело свой результат. Ярославцы заметно отступаю.
Вабер всполошился, вскочил и забегал взад-вперёд. Потом не выдержал и заорал:
— Егор! Наших бьют!
Но даже на этот призыв Егор не откликнулся. А Вабер неожиданно бросился на софийцев.
— Ты куды? — заорал было Егор, желая удержать его.
Но было поздно. Кто-то так двинул литовца, что тот, задрав ноги, рухнул на землю. Егора это взбесило. Как-никак Вабер стал его другом, причём верным другом, придя на помощь в трудное время.
Егор, взревев, ринулся на софийцев. Его вскипевшая ярость настолько придала ему силы, что он раскидывал бойцов, как котят. Такая поддержка вдохновила ярославцев. Толпа застыла в немом ожидании. Казалось, что софийцы уже должны праздновать победу и получить приз. Но пока...
— Фёдор! Фёдор! — заорала софийская сторона, словно от него зависел исход.
Когда кричали: «Фёдор!», Марфа сжимала кулачки, вся вытягивалась и тоже, ещё неуверенно, произносила: «Фёдор!». Когда его кто-нибудь бил, она вскрикивала, как будто это били её. Евстафий радовался, считая, что сегодня у него счастливый день. Сын становится весьма уважаемым человеком. Так недалеко стать и посадником. Втайне он давно об этом мечтал. Да и Марфа, смотри, как за него переживает. И всё оборвалось в одночасье.
— Егор! Егор! — заорали ярославцы, узнав своего забытого героя.
— Егор? Егор? — Марфа повернулась к Евстафию.
Её лица нельзя было узнать: что на нём — ужас, страх или... радость. Но боярин не стал разбираться. Он-то, любитель, помнил такого бойца. Того Егора он хорошо знал. Но... Нет, он же мёртв. По тому как орал народ, боярин вдруг догадался, что Осип или не знал или сказал неправду. Но что это был тот Егор, сомнения у боярина не было. Как он здесь и почему оказался, раздумывать было некогда.
— Какой Егор? — он схватил её за руку. — Пошли! Неча девке смотреть на мордобой, — и с силой поволок её за собой.
Девушка пыталась обернуться, но боярин резко одёрнул её:
— Смотри под ноги!
Когда они вернулись в хоромы, Марфа, сославшись на головную боль, ушла в свою опочивальню. Сев на краешек одра, она, облокотившись на спинку, задумалась. Кричали Егора, это точно. Но их же, Егоров, много, И боярин перед иконой крестился, говоря, что тот погиб. Но почему он вдруг утащил меня оттуда? Сначала привёл, затем... она вздохнула, не зная что делать. Надумала назавтра пойти и постараться всё разузнать. Да не тут-то было. Боярин начал следить за каждым её шагом.
Ну, а битва на этот раз не выявила победителя. Посадник, сам софиец, видя, что Фёдор, начавший свой поединок гораздо раньше, выглядел каким-то изнурённым, а Егор был свеж и, чувствовалось, сильнее, решил остановить бой, признав ничью, чем вызвал у ярославцев буйное неудовольствие. А тут ещё на берегу раздосадованные софийцы заспорили меж собой из-за лодии. Завязалась драка. В неё стали втягиваться другие. Вскоре драка переросла в горькую обиду на посадника, неизвестно куда девавшего их деньги, собранные на ремонт моста. К ним присоединились и ярославцы. И они пошли, яростные, злые, разбираться с посадником. Послышались голоса:
— Долой посадника!
— Долой! Долой!
С этими словами толпа ринулась к церкви. И загудел церковный колокол. Родилось стихийное вече.
Посадник, узнав в чём дело, сделал попытку толпу успокоить. Но только сильнее её раздразнил.
— Долой! — шапки полетели вверх.
— Братцы! — посадник упал на колени. — Да вы чё! Я всё сделаю! Остановитесь!
