— У ней под лопатками должны быть две дырочки.
Мария странно на него посмотрела, подошла к кровати и сняла шкурку. Точно, там были две дырочки. Удивлению девушки не было предела.
— Откуда вы знаете? — спросила она.
Андрей опять увильнул от ответа, спросив:
— Где князь?
— Всеволод? — как бы уточняя, спросила она и тут же ответила:
— Он уехал в Торжок по делам. Кстати... — девушка, наклонив голову, довольно странно на гостя посмотрела, — хочу вам сказать, вы так с ним схожи, что можно подумать, будто вы его старший брат.
Князю стало неловко.
— Да... — голос его зазвучал как-то неуверенно, — бывает такое.
И чтобы уйти от этой темы, заявил, что хотел бы навестить могилу Анастасии.
— Ой, — всплеснула она руками, — вы с дороги, а я не предложила вам покушать, но я вас так не отпущу. Перейдём в трапезную.
Голос у неё мягкий, нежный. Как не уступить? И хозяйкой она оказалась умелой. Взвесив всё это, Пожарский сказал про себя: «Ну, Симеон, с ней ты будешь счастливым». Когда уселись за стол, князь налил Марии и себе вина. Взяв бокал, поднялся:
— Мария, я ехал сюда по поручению великого Московского князя узнать о здоровье Анастасии. А попал... — голос его задрожал, — на поминки. И хотя я знал твою мать какое-то мгновение, но поверь мне, что и моё сердце переполнено горем. Я и великий князь сохраним о ней память. Пусть земля будет ей пухом.
Пока князь говорил, по лицу Марии текли слёзы. Он своей речью растеребил её сердечную рану. А под конец она зарыдала.
Он подошёл к ней, по-отцовски обнял и прижал к груди.
— Крепись, дитя моё. Так устроен мир. Я же очень хочу, чтобы твоё будущее сложилось так, чтобы Анастасия и там радовалась твоему счастью. Подсказывает моё сердце, что так и должно случиться. А теперь мне бы хотелось навестить её последнее убежище на этой земле.
По дороге гость попросил заехать на рынок. Там он скупил все цветы.
Какие ни горьки для Марии были эти минуты, но её женское сердце о чём-то стало догадываться. «Просто так воз цветов никто не положит. Этого не сделали даже родные», — такие мысли рождались в её головке. Когда прощались, она сказала ему:
— Вы... Вы очень хороший человек, и я рада за маму, что она встретила вас. Будьте и вы счастливы. Да хранит вас Бог.
Князь гнал в Москву, не жалея лошадей. Когда оказался во дворе великого князя, то понял: здесь его ожидали... с нетерпением. Симеон встретил Пожарского в проходе. Обняв его за плечи, повёл к себе. Закрыв за собой дверь, он, глядя на Андрея, спросил:
— Ты, кажись, печально выглядишь. Случилось что?
— Случилось, — мрачно ответил Андрей, — несколько дней, как Бог прибрал княгиню.
— Да ну?
— Да, великий князь.
— Ну что, Царство ей небесное. Пусть земля будет ей пухом, — сказав это, он перекрестился.
После небольшой паузы выражение лица Пожарского изменилось. Увидев его глаза, Симеон, усмехнувшись, проговорил:
— Вижу, и добрая весть тебя не миновала.
— Готов, великий князь, положить голову на плаху, но лучшей невесты не найти.
— Так уж и не найти? Русь велика...
— Русь велика, — подтвердил Пожарский, — заблудиться можно. И только любовь может указать правильную дорогу.
— Ишь, куда хватил: любовь. Да нам, князьям, нет времени об этом думать, — проговорил Симеон.
На что Пожарский ответил кратко:
— Грех это — не думать. Мы — тоже люди. И жить надо по-людски.
— Мда-а, — неопределённо произнёс Симеон.
Ничего в этом коротком изречении Пожарский не понял, но посмотрел так, что Симеон вспомнил и про свою ненавистную Евпраксию, и горечь от своего одиночества.
— Ладно... ты прав. Как я понял, дело за Константинополем. Но... — и выразительно посмотрел на Пожарского.
Тот понял его взгляд.
— Великий князь, и тут можешь на меня рассчитывать. Только выслушай меня. Я послом поехать не могу. И вот почему. Дело это сложное. Тут человека надо не только речистого, но и знающего внутреннюю жизнь патриархата. Просто так об этом не заявишь. Тут надобен свой подход.
Великий князь смотрел на Пожарского, лицо которого говорило о желании помочь. Симеон посмотрел куда-то вдаль, потом сказал:
— Пожалуй, ты прав. Есть у меня такие: Дементий Давыдов да Юрий Воробьёв. Сладкие, просто убаюкивающие речи могут плесть. Но... вот только долго ехать будут.
— А это, великий князь, я беру на себя. Долетят они до него, как на крыльях. Только хочу просить об одном: путь этот будет необычным. И чтобы они ни видели, ни слышали, это должно умереть в них.
Великий князь рассмеялся:
— Ох, и любитель ты разных тайн.
На что Пожарский ответил довольно серьёзно:
— Когда-то великий и мудрый князь всея Руси Иоанн Данилович дал мне совет: есть такие в жизни моменты, о которых никто не должен ведать, дабы потом не каяться, когда злые люди задумают повернуть их против тебя.
— Ты прав, — проговорил Симеон, — так и будет.
Глава 35
По Новгороду покатился слух, что должны казнить какого-то убийцу. Дело не из ряда вон выходящее. Нечасто, но такое случается. И любителей посмаковать такие события бывало не очень много. Имя его никто не знал, но поговаривали, что это знатный человек. А это уже подливало масло в огонь. Почти всех интересовало: кто? Но посадничество хранило глубокую тайну, отвечая наиболее назойливым, что когда посадник назначит день, тогда и узнаете. Такой ответ только возбуждал праздный люд.
Фёдор Данилович влезал в какое-нибудь дело, а как из него выйти, не знал. У него было большое желание убрать как своего соперника Егора и показать свою непреклонную волю в борьбе с преступниками. Однако, зная об авторитете, который имел новоиспечённый боярин среди новгородцев, так, с ходу решить его боялся. Выбирал удобное время.
Выпроводив Оницифера, заручившись поддержкой преданных бояр, он упростил решение. Но вот боярин Осип Захарович, его надежда, выслушав посадника, ничего не сказал, поднялся и пошёл к двери. Удивлённый Фёдор остановил его словами:
— Осип, ты чё промолчал?
Тот повернулся и ответил:
— Покель не разберусь, никакого моего согласия не будить.
— Так давай разбираться, — потребовал посадник.
— С кем? С этими? — боярин брезгливо показал на Павшу и его служку.
Потом плюнул и сказав: «Есть и другие», вышел.
Фёдор Данилович заёрзал: «С кем после таких слов Осипа предстоит разбираться?». И навалился на служку Павша.
