Меня поставили первым в ряду награждаемых, по происхождению, Мария, как опекун, встала за моим плечом. Следующим за мной стоял главный фискал Белопайса высокородный Георг, герцог Гронинген. Он тепло поприветствовал меня и принялся выспрашивать о том, смогу ли я повторить ту волну силы, которая уничтожила возгулов. Я не стал его особо обнадёживать, сказав, что в принципе помню, что нужно делать, но вот когда у меня появится достаточно силы для такого повторения, неизвестно. После моих слов он выглядел довольным: оказывается, это больше, чем он рассчитывал.
Наконец невидимые музыканты (ну или артефакт, но тоже не бросающийся в глаза) заиграли государственный гимн, «королевские» двери, находящиеся на противоположной стене зала от тех, в которые входили приглашённые, распахнулись и в зал по воздуху вплыл малый трон с сидящим на нём королём Фредериком II. Трон доплыл до начала шеренги награждаемых и остановился. Король спустился на пол, и к нему тут же подскочили двое. Один развернул свиток с именами награждаемых, другой с помощью своего фокуса удерживал на весу в воздухе коробочки с наградами. Глашатай представил меня и дал краткое описание причины награждения. Благодаря магии (я заметил артефакт у него на гортани) слышно его было даже в самых отдалённых уголках зала, но нигде его голос не оглушал. По знаку второго из сопровождающих короля одна из коробочек отделилась, отрылась и подплыла к королю. Король взял её в руки и, прежде чем передать мне, спросил:
– Мне докладывали, что вы долго лежали в больнице, маркиз.
Я поклонился королю.
– Да, Ваше Величество, но консилиумом я был признан здоровым.
– Что ж, я рад. Моей стране необходимы такие герои как вы.
– Благодарю вас, Ваше Величество, за высокую оценку.
– Заслуженную маркиз, вполне заслуженную.
Он передал мне коробочку и отвернулся к герцогу Гронинген. Я же ещё раз поклонился и мы с Марией поспешили обратно к «своей» нише. К нашему сожалению, там нас уже поджидали люди, одного из которых я бы поместил на почётное второе место в списке тех, кого не желал бы видеть. Он же при виде нас расплылся в широчайшей улыбке:
– Первородный Серж Ривас, разрешите лично поздравить вас со столь высокой и, несомненно, заслуженной вами наградой. Вы ведь знакомы с родовитым Фрэнком, бароном Дани?
Мы с Марией раскланялись с бароном. Тот что-то пробормотал, в чём, при очень большой фантазии, можно было различить слова поздравления. Дождавшись окончания этой процедуры, всё тот же человек продолжил:
– Вы представляете, первородный Ривас, что тут происходило в эти дни? Оказывается, король сильно разозлился на тех своих подданных, которые никак не помогают в восстановлении разрушенного войной, и приказал взыскать с них чрезвычайный налог в двойном размере. Я, конечно же, как губернатор, немедленно внёс принадлежащие вам и хранимые у меня по доверенности акции Западных железных дорог в качестве гарантии уплаты налога вами. После этого известия эти акции поднялись вполовину! Ведь не может же первородный предоставлять какие-то ничего не стоящие бумажки в качестве обеспечения налога. А мне так нужны были деньги! И я продал весь принадлежащий мне пакет.
Он издевался надо мной, образно говоря хохотал мне в лицо, рассказывая, как облапошил наш род трижды. Первый раз – первородного Стефана, убедив его купить эти акции, затем меня, сдав их в качестве обеспечения уплаты налога, который я теперь буду вынужден уплатить, чтобы не быть признанным мошенником за обеспечение, внесённое «дутыми» ценностями, и третий раз, когда, воспользовавшись этим, продал свои акции. Подтекст его речи был абсолютно понятен: «Когда к тебе, щенок, приезжают такие люди и предлагают поделиться, плати, а не то заплатишь во много раз больше». Где-то я даже восхищался его беспардонной наглостью. Но он перешёл грань допустимого: не тогда, когда практически публично унижал меня (ну не верю я, что поблизости нет ни одного записывающего артефакта, да и прочесть воспоминания – для менталиста не проблема), а тогда, когда решил вмешать в это государство. Он рассчитывал, что я не буду поднимать публичный скандал, поскольку это не в моих интересах (раскрытие этой аферы могло поставить под сомнение компетентность Марии как опекуна), но забыл или решил, что я не догадаюсь о том, что каждая такая операция оставляет «следы на бумаге». Подумав это, я стал изучать свои ногти. Родовитый Даниэль де-Фонбло, надо отдать ему должное, почувствовал неладное почти сразу:
– Первородный, вам неинтересны столь приземлённые материи?
– Отчего же? – спросил я и повернулся к Марии. – Найди, пожалуйста, высокородного Георга. У меня для него есть прекрасный рассказ о схеме мошенничества в исполнении нашего дорогого губернатора.
– И при чём здесь я?
– Ну как же. Даже если у вас была доверенность на распоряжение моими акциями Западных железных дорог, то подписана она явно не обоими моими опекунами и управляющим совместно.
– И чего же вы хотите? – произнёс ставший мгновенно серьёзным и резко побледневший родовитый Даниэль.
– Мы забываем о том, что я должен платить налог в двойном размере, вы выкупаете у меня весь пакет акций Западных железных дорог по той цене, по которой его приобретал первородный Стефан, уплачиваете налог за меня из этих денег, а остаток переводите мне. Если вам не удастся договориться с чиновниками министерства финансов о том, что я плачу налог в обычном, а не в двойном размере, разницу вы покроете из собственных средств… И да, вы абсолютно правы, такую схему я предлагаю для того, чтобы в архивах сохранились хоть какие-то следы провёрнутой вами аферы.
В этот момент я почувствовал запах. Этот запах мне запомнился ещё в вагоне-салоне графа Гент – запах одеколона, которым пользовался высокородный Пётр Кух. Очевидно, он увидел меня в компании двух представителей «пробритстанской» партии и решил напомнить, под чьим покровительством я нахожусь. Не оборачиваясь, я произнёс:
– Высокородный Кух, не откажите мне, пожалуйста, в любезности стать вторым свидетелем сделки между мной и родовитым Даниэлем де-Фонбло.
Вскоре после оформления предварительного обязывающего договора (для этого используется клятва чистых помыслов, заверяемая свидетелями) мы с Марией покинули королевский дворец. Приехав в мой брюссельский особняк, мы свалились без сил.
Назад в маркизатство мы добирались тем же маршрутом, что и при поездке в Брюссель и, до Гента, в той же компании. На обед мы остановились у родовитого Фрица, графа Гент. После обеда мы с высокородным Петром разъехались по своим владениям. В маркизатство я и Мария прибыли к ужину, после которого я сразу же уснул.
* * *
С утра, сразу после завтрака, меня ждало настоящее потрясение. Только я успел устроиться в своём кабинете, чтобы проделать упражнения на резерв (ну, или в данном случае, правильнее будет: на развитие энергосистемы), как в дверь постучались. Разрешив войти, я с нарастающим изумлением наблюдал, как Филипп в сопровождении двух дюжих слуг тащит ко мне фолиант, размером с мой столик у камина и высотой немногим меньше его.
