Обхохочешься. Фитца временно отстранили, а я пропорол ему шины, и никто не стал в этом копаться.
Я знал лишь этот конкретный термин, потому что моя мама, поднаторевшая в ирландском фольклоре, как дано только детям эмигрантов, подозревала, что мой отец, наверное, развернул курс в обратную сторону и магически привязал к себе ее. Может, она и была права. Маргарет Костелло-Макэвой определенно так и не освободилась от мужа. Он даже в землю утащил ее с собой вместе. И когда его старшая дочь погибла, – даже тогда Пэдди Костелло не размяк и не помчался к ее могиле, чтобы утешить собственного внука.
Этот тип – богатый говнюк. Единственная разница между ним и обычными говнюками – рубашки с монограммами.
Итак, как я сказал, София Делано околдовала меня. И я думаю, главная причина, по которой я не вырываюсь на волю, в том, что на самом деле и не хочу. В глубине души я надеюсь, что она выкарабкается и у нас будет вечерний секс, а потом мы пустимся в приключения в кабриолете «кэдди».
Даже Зебу известно о душевных болезнях достаточно, чтобы понимать, что я не в меру оптимистичен, или, как он выразился: «Ты засунул голову в собственную жопу настолько глубоко, что разеваешь свой рот изнутри».
Может, я и понял эту метафору неправильно, а может, даже Зеб не знал, что несет, – он предпочитает наглядные образы. Среди его наиболее запутанных цитат описание его утренней эрекции: «Дэнни, у меня был стояк, как у мстительного бабуина, только что выигравшего лотерею джунглей».
Я понятия не имею, какого черта это означает, но лучше сбегу из страны, прежде чем спрашивать, потому что Зеб будет долдонить околесицу часами, чтобы оправдать свой подбор выражений.
Я знаю наверняка лишь, что не могу никому позволить причинить вред Софии из-за моего переплета. Надеюсь, доберусь до нее, прежде чем Майк расслышит, как его дерьмо ударится о мой вентилятор. Или, как мог бы выразиться Зеб: «Прежде чем Майк поймет, что его план опустили круче, чем депилированного барсука, идущего задом наперед через тусовку фламинго с медом на жопе».
Улавливаете, что я имею в виду? Одной мысли о том, что может сказать этот индивидуй, довольно, чтобы вызвать мигрень.
С Софией покамест дело улажено, и на этом фронте я больше ничего не могу поделать, пока не доберусь, так что обращаюсь мыслями к прочим холодным фронтам, подступающим с севера и востока. Джейсона я поднимаю по боевой тревоге короткой эсэмэской. Ему это придется по душе, он живо сколотит бригаду качков. Жаль мне гангстеров, которые теперь решатся постучаться в «Слотц». Парни Джейсона вышибут из них дерьмо, а потом подберут ему нужный колер.
Если у вас проблема со стилем. Если никто не может вам помочь. Попробуйте обратиться к Гей-команде.
Гомофобно ли это? Позволительно ли мне вообще прикалываться над чужой командой?
Лучше промолчать. Незачем напрашиваться на неприятности.
* * *
Я добираюсь до черты города чуть-чуть больше, чем за час, и торчу в пробке у съезда десять минут, пока там разбираются с мелким ДТП. Роль буфера между водителями исполняют двое «фараонов» на мотоциклах, так что я не давлю на клаксон, чтобы дать выход раздражению. Может быть, пацаны Майка уже на пути к апартаментам Софии, а я вынужден тут сидеть, глядя, как какой-то хедж-фондовый, разодетый у Армани и покрытый зимним загаром говнюк по-детски истерит из-за бампера своего E-класса. Меня изводит мысль, что я мог бы швырнуть его под откос и ехать дальше, так что я стискиваю руль, пока тот не затрещит, чтобы не дать себе привести мысль в исполнение.
К моменту, когда они разворачиваются, чтобы помахать нам жезлами, что можно ехать, я взвинчен настолько, что рву с места, как летучая мышь из пекла, по пути задевая жезл.
Вот так способ не лезть на рожон в краденой машине, балда!
Вот что творит со мной София. Вся рассудительность летит в трубу.
Я избегаю главных улиц Клойстерса, насколько таковые имеются, и пересекаю Сайпресс, совершая, строго говоря, противозаконный разворот, чем сокращаю дорогу на пару кварталов. Здание Софии настолько заурядное, что мне зачастую трудно поверить, что внутри живет она, что некая толика ее экстравагантности не просочилась наружу, покрыв стены неистовыми сполохами красок.
Ну и кто теперь психопат? Стены тебе под настроение? Мне в самом деле следует позвонить доктору Мориарти и просветить его насчет ряда моих новых теорий.
Бросив машину на желтой линии, я взбегаю на крыльцо через две ступеньки, сделав передышку, лишь когда мой бывший сосед, старик мистер Хонг, шаркает из парадной двери, волоча между выгнутыми колесом ногами свою хозяйственную тележку на веревочке, туго впившейся в то самое место, где лично мне веревка была бы крайне некстати.
– Мистер Хонг, – говорю я, рефлекторно проявляя вежливость.
– Яйца у меня аж горят, – сердито отзывается он. – Их прям как узлом связали.
В первые сто раз, когда он говорил это мне, я указывал на веревку, вгрызающуюся ему в причиндалы. Теперь же я просто гоню пургу.
– Это все свалка Нью-Джерси, – говорю я, особо не вкладываясь. – Исключительно вредно для яиц.
Хонг ворчит, достает откуда-то персик, сует его в рот целиком и начинает ежедневный марафон переминания персика деснами в пюре, пока тот не удушил его. Я проскальзываю мимо него в подъезд кирпичного дома, думая: «Все мы тут чокнутые».
Квартира Софии на третьем этаже, и я несусь по лестнице огромными скачками, врезаясь плечом в стену на каждом повороте вместо того, чтобы притормозить. На втором этаже пробиваю в штукатурке дыру, и мне приходит в голову, что рано или поздно придется за это заплатить, что меня беспокоит, потому что когда человек пытается спасти чью-то жизнь, ему должны давать отпущение, господи боже.
Главный удар инерции моего плеча на последнем повороте приходится на перила, разлетающиеся в щепки с достаточного громким треском, чтобы предупредить чужака, что я на подступах. Даже глухой противник ощутил бы вибрацию моего ураганного приближения.
А как же скрытность? Когда-то я был в ней специалистом.
Некогда осторожничать. Мое кельтское шестое чувство, предсказывающее только неприятности, бурлит у меня в нутре. Это вроде паучьего чутья, только пробивающего на дрисню, что сильно испортило бы имидж Питера Паркера, пролетающего над Манхэттеном.
Плохое уже случилось. Я опоздал.
Это ощущение подтверждает дверь Софии, стоящая нараспашку, еще поскрипывая, так что я опоздал на считаные секунды. Секунды.
«О, София, дорогая, – думаю я, опасаясь худшего, чего ж еще можно опасаться? – Я не защитил тебя. Я не спас тебя, чтобы ты стала моей».
Если она мертва, я выслежу этого ее муженька и займусь им не торопясь, обещаю я себе. Может, даже продам видео Гражданину Боль.
Я влетаю внутрь, инерция несет меня через всю комнату, совсем выведя из равновесия.
