Едва минула неделя, как Эвелин выбралась из канавы, а уже брезгливо морщится при виде трехзвездочного «Тайгона». Она взмахом указывает на сиденье у лифта, которое Зеб назвал бы «банкеткой для бланкетки», а затем семенит ко мне, покачиваясь на высоких каблуках от джина, запахом которого она обдает меня, наклонившись для поцелуя.
– Какого черта мы тут делаем, Дэнни? – спрашивает она, садясь напротив и срывая поясок с фраппучино.
– Пломбир. Помнишь?
Выражение лица Эвелин становится еще брезгливее.
– А, ага. Супершпион Дэн.
Меня прошивает ледяная дрожь. Это не кончится слезами и объятьями.
Может, только слезами.
– Держу пари, ты гадаешь, зачем я вытащил тебя сегодня сюда. – Слова кажутся жалкими даже мне самому.
– Ага, типа того, – говорит Эвелин. – Я записалась на обертывание водорослями и даже не знаю, что это за чертовщина.
Настоящая ли это Эвелин? Я помню, она была забавной и пробивной, но со времени воссоединения в Клойстерсе я той тети как-то и не видел. Может, Эвелин уже давненько не та…
Но сюда я пришел не без причины.
Прикрыв лицо ладонью, я говорю за ней на случай, если ниндзя-Пабло умеет читать по губам.
– Эв. Тебя шантажировали? Это так?
Эв играет пальцами.
На взводе.
Хочет выпить.
Накрыв ее ладони своими, я удерживаю их неподвижно.
– Эв. Скажи же мне. Тебя заставили остаться с Эдит и подписать ее бумаги? Угрожали убить меня?
Эвелин содрогается от старания удержать себя в руках, но не отвечает.
Я пробую иной подход.
– Ты не помнишь свою сестру? Мою мать? Насколько близки мы все были?
Эв трясущейся рукой снимает очки.
– Да пошел ты, Дэнни. Дешевые потуги. Конечно, я помню, какими мы были. Те дни в Ирландии, нас троих вместе. Это были счастливейшие дни в моей жизни. Я думаю о тех днях все время. В моей голове все это окружено сиянием. Будто волшебство.
Это именно то, что я хотел слышать, но, услышав, чувствую себя ничуть не лучше.
– Так что за чертовщина творится? Я спас тебя.
Глаза Эв – единственная часть ее лица, кажущаяся честной. В их уголках затаились боль и бесчисленные мили пути.
– Спас? Ты доставил меня к Эдит.
– Я думал, что поступаю правильно.
Эвелин закрывает половину лица громадными очками.
– Правильно? Дэнни, правильное и неправильное существуют для людей, имеющих выбор. Я уже за пределами этого. Я думала, через год помру, так что могу не обращать внимания на некоторый избыток энтузиазма со стороны Эдит, если могу спать в чистой постели и иметь под рукой девицу, делающую мне прически.
Звучит ужасно. Чудовищно. Как последний гвоздь в гроб надежды.
– Она пыталась убить меня, Эв. Эти копы собирались меня пытать.
Уголок рта Эв дергается. Она что, вдруг прониклась чванством?
– Ага? И где эти копы сейчас, Дэнни?
И вдруг меня отрывает и несет прочь от последнего кровного родственника. Эвелин знает, что Кригер и Фортц мертвы. Это было условием.
Это круто.
– Тетя Эвелин. Эв. Я могу о тебе позаботиться. Эдит опасна.
Эвелин подкрашивает губы. Почти невозможно увидеть в ней зловонную пьяньчужку, которую я в буквальном смысле грузил в свой автомобиль на прошлой неделе. Новый образ попирает прошлый.
– Слушай, Дэнни. Я сбежала из дому, пустилась бродяжничать, повернулась спиной к семье. Я думала, это то, что надо. Папуля лишил бы меня наследства, в точности как с Маргарет. Еще пару месяцев назад я думала, что брошена. Ты не поверишь, что я вытворяла за несколько баксов. Я ранила людей. Воровала. Забиралась с мужиками в туалетные кабинки, Дэнни. За стопку бурбона. Так что пошло оно все в звезду, знаешь ли. В звезду. Я завязала с такой жизнью навсегда. А если ради этого мне надо опасаться за свою жизнь – к черту, все едино. – Она похлопывает меня по руке. – Ты жив, и я жива, и это хорошо. Так что хватит названивать мне со своими бойскаутскими планами. Я уже спасена, Дэнни. Я спасла себя. – Она выдерживает паузу, чтобы придать значения следующему заявлению: – И спасла тебя.
Наверное, это правда.
– Плохие парни мертвы, а хорошие живы, чтобы пропьянствовать еще денек.
Не все плохие парни мертвы.
– Я вижу, ты привела с собой Пабло.
Эв смеется, и даже в этом смехе теперь чувствуются Манхэттен и частные школы.
– Пабло – просто кошмар. Заставляет меня делать зарядку. Да я едва сесть могу. А последняя новость, что пить я могу только шампанское – очевидно, в нем очень мало калорий.
– Вот же жопа!
– Это для моего же блага. Я хочу этим летом выйти в бикини. А еще он меня возит, у меня нет прав, да и будь они, я бы практически постоянно превышала скорость.
Я блекло усмехаюсь:
– Такой Пабло нужен каждому.
– Что ж, тогда ладно, – соглашается Эв, и я понимаю, что встреча окончена. – Если я смогу что-нибудь для тебя сделать, Дэн. В любое время. Пожалуйста, звони без колебаний. – Она озабоченно наклоняет голову. – Как у тебя дела с тем местным дебоширом, Ирландцем Майком?
Дебошир? Даже родная мать звала его хуже.
– С Майком порядок. Я это уладил.
– Замечательно, хорошо, классно, – говорит Эвелин Костелло, поднимаясь на свои дорого обутые ноги. – Значит, мы повидались с глазу на глаз, милый? Мы оба в порядке, так что займемся своими делами.
Эв наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, нанося слой губной помады.
– Мы с Эдит собираемся в Хэмптонс на пару-тройку недель. Мы решили, что было бы недурно интегрировать меня в тусовку бранчей-ланчей.
– Просто улыбайся и будь собой, – советую я, но теперь это лишь пустые слова. Туфта и времяпрепровождение. Наверное, больше мы не увидимся.
– Ты моя родня, Дэнни. Никогда об этом не забывай.
Ага, родня. Будьте покойны.
Я могу лишь кивнуть.
Я в такой депрессии, будто только что проснулся и обнаружил, что мне ампутировали ногу.
Эвелин уходит из моей жизни чуть менее шатко, чем вновь вошла в нее неделю назад. В ней нипочем не угадаешь алкаша, если только тебя не воспитывал алкаш. Она прижимает руки к груди, как богачи, когда им приходится брести среди плебса, ожидая, когда угрюмый коридорный распахнет перед ней дверь.
Пару недель назад Эв опаивала мужиков в мотелях, чтобы пощипать их бумажники. Предпочту ли я для нее такую жизнь? Что меня тут волнует больше – благосостояние Эвелин или моя уязвленная гордыня?
