Сразу же отправился богач к своему брату.
– Что это ты мерил моей мерой? – спросил он.
– Как всегда, пшеницу да ячмень, – ответил торговец мукой.
И тогда показал ему брат золотую монету.
– А это что такое? Пшеница или ячмень? Выкладывай правду! А если не скажешь, пожалуюсь на тебя в суд!
И пришлось торговцу во всем признаться. Едва услыхав про богатства, скрытые в горе Семзи, богач запряг в телегу осла и отправился туда. Он собирался привезти гораздо больше золота, чем брат, да еще и драгоценных камней прихватить.
Подъехав к горе, он крикнул:
– Гора Семзи, гора Семзи, откройся!
Гора открылась, и он вошел в пещеру. Стоял он долго, не в силах двинуться с места, глазел на сокровища, не зная, за что хвататься. Подбежал он к драгоценностям и начал распихивать камни по карманам, чтобы вынести как можно больше к телеге. И так его сердце и душа были ослеплены этим богатством, что забыл он самое важное, и, когда захотел, чтобы гора снова открылась, крикнул:
– Гора Симели, гора Симели, откройся!
Конечно, это было совсем не то название. Гора не сдвинулась с места ни на дюйм. Богач в страхе стал перебирать одно название за другим:
– Гора Сипсак! Гора Сепсик! Гора Спиттелбум! Гора Сизвиз!
Конечно, ни одно из этих имен не подошло. Чем больше он путался, тем становилось ему страшнее, и чем больше он пугался, тем больше путался.
Шло время, и он сломал все ногти, пытаясь найти то место в горе, где открывался выход. Он продолжал выкрикивать названия:
– Гора Сосиска! Гора Снулая кобыла! Гора Сиккапиллидиркус!
И все сокровища, которыми были набиты карманы, его богатый дом, состояние, банковские счета и акции никак не могли ему помочь.
И вдруг с ужасом услышал он снаружи голос:
– Гора Семзи, гора Семзи, откройся!
Конечно! Это было правильное название! И как он мог его забыть?
Гора открылась, перед ним появились двенадцать разбойников.
– Попалась птичка! – сказал самый сильный и злой разбойник. – Наконец-то! Думал, мы не заметили, что ты уже дважды сюда приходил?
– Это не я! Это мой брат! Честно! Это он украл ваши сокровища! Клянусь!
Но что бы он ни говорил, сколько бы ни умолял, все было бесполезно. Сегодня утром он вошел в пещеру целым, а вечером его вынесли оттуда по кускам.
* * *
Тип сказки: ATU 676, «Сорок разбойников».
Источник: история рассказана братьям Гримм Людовином фон Гакстгаузеном.
Похожие истории: «Сказка про Али Бабу и сорок разбойников, убитых невольницей» («Арабские сказки»); Итало Кальвино, «Тринадцать разбойников» («Итальянские народные сказки»).
Очевидно, что это – первая часть широко известной арабской сказки из «Тысячи и одной ночи». Это понятно из французского перевода первоначальных арабских текстов, сделанного Антуаном Галланом (1646–1715). Поскольку рукописи «Али Бабы» и «Аладдина» так и не были найдены, есть подозрение, что Галлан сам и написал эти сказки. А итальянская версия Итало Кальвино полностью их повторяет.
Но где же вторая часть? Мне явно не хватает, чтобы разрубленного на куски брата опять сложили в одно целое, чтобы разбойники спрятались в кувшинах, а верная невольница убила их, залив кипящим маслом. Раз Людовик фон Гакстгаузен вместе с Итало Кальвино этого не знали, братья Гримм решили тоже обойтись без этого. Хотя это и неправильно. А «онемечить» некоторые экзотические детали прекрасной сказки Галлана и перевернуть все с ног на голову вообще не составило никакого труда.
Сказка сорок шестая
Ленивый Хайнц
Был Хайнц лентяй, и хотя вся его работа состояла в том, чтобы гонять козу на пастбище, каждый вечер, возвращаясь домой, он жаловался.
– Тяжкий это труд, – говорил он, – изо дня в день круглый год гонять козу на луг. Это вам не пустяки, здесь нельзя прилечь и подремать. Нет, нет! Это большая ответственность. Мне каждую секунду приходится следить, чтобы коза не погрызла молодые деревца, или не перелезла через изгородь в чей-нибудь огород, или вовсе не убежала. Никакого спокойствия, и жизни как следует не порадуешься.
Сел он как-то, чтобы собраться с мыслями, а сделать это было легко, так как мыслей имелось немного, и все только об одном – какая же у него тяжелая жизнь. Сидел он долго, глядя в пустоту, как вдруг подскочил и в ладоши захлопал.
– Я знаю, что делать! – воскликнул он. – Женюсь-ка я на Толстой Трине. У нее тоже есть коза, она сможет гонять на пастбище мою козу вместе со своей и избавит меня от этого бремени. Блестящая идея!
Вот Хайнц оторвал свой зад от стула, потащился через дорогу к дому, где жили родители Толстой Трины, и попросил у них руки их добродетельной и трудолюбивой дочери. Родителям не надо было долго думать, так как они уже давно гадали, как бы им от нее избавиться.
«Это птицы одного полета», – подумали они и дали свое согласие.
Вот и стала Толстая Трина женой Хайнца, и каждый день гоняла она пастись обеих коз. Наступили для Хайнца веселые дни, ничего-то не надо было ему делать. Бывало, иной раз и он ходил вместе с ней, но только для того, чтобы еще больше удовольствия испытать оттого, что на следующий день у него выходной.
– Иначе, – говорил он, – я ничего и не почувствую. – Разнообразие придает вкус жизни.
Но и Толстая Трина была не менее его ленива.
– Милый Хайнц, – сказала она однажды, – я тут подумала…
Думать было для нее таким же тяжелым делом, как и для него, поэтому Хайнц понимал, через что ей пришлось пройти, и слушал с большим вниманием.
– О чем? – спросил он.
– Об этих козах, – ответила она. – Они будят нас так рано своим блеянием.
– Золотые твои слова, – подтвердил Хайнц.
– Вот я и подумала, что мы могли бы попросить соседа обменять их на его улей с пчелами. Поставили бы мы улей на солнце в садике позади дома и забыли о нем. Пчел ведь пасти не надо! Они вылетают и находят дорогу к цветам, а затем сами возвращаются домой. И они все время собирают мед, а нам и ничего делать не придется.
– Ты сама до этого додумалась? – удивился Хайнц.
– Да, – скромно ответила Толстая Трина.
– Ну, я думаю, что это чертовски здорово. Правда, правда. Мы не станем откладывать это в долгий ящик. Разве что до завтра отложим. И вот еще что я тебе скажу, – добавил он почти с воодушевлением, – мед гораздо вкуснее козьего молока.
– Да и хранится дольше, – добавила она.
– Ох, Трина, дорогая! Если ты подойдешь сюда, я тебя расцелую.
– Может, чуть позже!
– Ну и хорошо.