На следующее утро они поделились своей идеей с соседом, и тот сразу согласился. Он забрал коз, принес пчелиный улей в садик позади дома Хайнца и Трины и поставил его в солнечное местечко. И пчелы стали неустанно делать свою работу, летая туда-сюда с раннего утра и до позднего вечера, собирая нектар и заполняя улей прекрасным сладким медом. В конце года Хайнц смог накачать полный горшок.
Поставили они с Триной его на полку над кроватью. Только Трина беспокоилась, что залезут воры и украдут его или что в него заберутся мыши и все испортят. Она нашла толстую ореховую палку и положила ее рядом с кроватью. Так она могла дотянуться до нее и прогнать мышей или грабителей, даже не вставая.
Хайнц подумал, что это еще одна замечательная идея. Предусмотрительность жены вызывала в нем восхищение; думы о тех вещах, которые еще не случились, утомляли его. Он вообще никогда не вставал с постели раньше полудня.
– Если рано вставать, то зачем тогда кровать? – говаривал он.
Однажды утром лежали они вдвоем и завтракали, и ни с того ни с сего пришла ему в голову мысль.
– Знаешь, – сказал он, положив гренок на покрывало, – ты, как большинство женщин, сластена. Если будешь продолжать заглядывать в горшок, там ничего не останется. Я полагаю, мы могли бы поменять мед на гуся и гусенка, пока ты его не доела.
– Гуся и гусенка? – спросила Трина. – У нас же еще нет ребенка!
– А это тут при чем?
– Он будет приглядывать за гусями, конечно! Я этого делать не собираюсь. Откуда у меня время бегать за ними?
– Ох, – отозвался Хайнц. – Да. Я об этом не подумал. А ты считаешь, он будет делать то, что ему скажут? Нынче дети не такие. Совсем своих родителей не уважают. Постоянно с этим сталкиваешься.
– Я покажу тебе, что он получит, если не будет, – сказала Трина и достала палку из-под кровати. – Возьму эту дубину и задам ему трепку. Я уж выдублю ему кожу, увидишь. Вот так!
Она стала лупить по кровати с такой силой, что пыль, перья и хлебные крошки полетели в воздух. К несчастью, замахнувшись в последний раз, она угодила в горшок с медом, стоявший на полке. Он раскололся на несколько частей, и мед потек по стене прямо на пол.
– Ну, вот тебе и гусь, – сказал Хайнц, – вместе с гусенком. И не думаю, что за ними надо особо приглядывать. Эй, хорошо хоть, что горшок не упал мне на голову. А куда подевался гренок?
Он нашел его на полу, лежащим маслом вниз, и обмакнул в остатки меда, стекавшего вниз по стене.
– Вот, дорогая, – сказал он. – Держи последний кусочек.
– Спасибо, мой милый, – ответила она. – Я так напугалась.
– Надо нам с тобой отдохнуть, вот так-то. Ничего страшного, если завтра мы встанем позже обычного.
– Да, – ответила Трина с набитым ртом, – у нас еще масса времени. Как у той улитки, которую позвали на свадьбу. Отправилась она в путь без задержки и добралась вовремя, как раз на крестины ребенка. «Тише едешь, дальше будешь», – сказала она, свалившись с забора.
* * *
Тип сказки: AT 1430, «Воздушные замки».
Источник: история из книги Евхариуса Айринга «Proverbiorum Copia» («Многообразие пословиц», 1601)
Похожие сказки: Эзоп, «Молочница и кувшин» («Полное собрание басен»); Александр Афанасьев, «Емеля» («Народные русские сказки»); Катарина М. Бриггс, «Молочный Джек» («Английские народные сказки»).
Существует много вариаций на избитую тему о фантазерке, которая несет на рынок молоко и рассуждает, что купит на вырученные деньги, а представив себе прекрасное платье, вскидывает голову, чтобы показать, как элегантно будет в нем выглядеть, роняет кувшин, который несет на голове, и проливает все молоко. Тема эта может иметь любое художественное оформление и развиваться любым из огромного количества способов; но в данной сказке мне пришлась по нраву взаимная нежность этой ленивой парочки и глубокое удовлетворение, которое они испытывают от своей собственной безалаберности.
Сказка сорок седьмая
Могучий Ганс
Жили однажды муж и жена, и был у них маленький сын. Жили они одиноко в долине, лежащей вдали от дорог. Пошла как-то жена в лес собирать еловый хворост для очага и взяла с собой маленького Ганса, которому было два года. Дело было весной, и мальчика забавляли яркие цветы, а мать уходила все дальше и дальше в лес.
Вдруг из-за кустов выскочили двое разбойников, схватили мать и ребенка и увели их в самую чащу, где годами нога человеческая не ступала. Стала бедная женщина просить и умолять разбойников отпустить ее и ребенка, но она могла бы ничего и не говорить. Те были глухи к ее мольбам и просьбам и только безжалостно подгоняли, заставляя пробираться через колючие заросли вереска и ежевики, пока через пару часов не добрались до большой скалы, в которой была сделана дверь.
Разбойники постучались, и дверь отворилась. Прошли они по темному коридору, который вел в огромную пещеру, где в очаге горел огонь. На стенах пещеры висели мечи, сабли и другое смертоносное оружие, и клинки мерцали в свете огня. Посредине стоял черный стол, за которым сидели четыре разбойника и играли в кости. Во главе стола сидел атаман, увидел он женщину и ребенка, встал и заговорил с ней.
– Перестань плакать, – сказал он. – Тебе нечего бояться, если будешь вести у нас хозяйство: полы подметать и держать все в чистоте и порядке. Ну, а мы тебя не обидим.
Дал он пленникам хлеба и мяса и показал постель, где женщина может спать со своим ребенком.
Много лет пробыли они у разбойников, и Ганс за это время успел вырасти и стать сильным. Мать рассказывала ему разные истории и учила читать по найденной в пещере старой рыцарской книге.
Когда Гансу исполнилось девять лет, сделал он себе крепкую дубинку из еловой ветки, которую утащил из поленницы разбойников. Спрятал дубинку под кроватью, пришел к матери и говорит:
– Милая матушка, мне нужно знать, и ты должна рассказать мне, кто мой отец?
Но мать ничего не ответила. Она не хотела говорить о той жизни, что была у них до того, как они попали в пещеру. Она боялась, что сын может начать тосковать по дому, и знала, что злые разбойники никогда не разрешат ему уйти. Но сердце у нее разрывалось от горя, что Ганс никогда не увидит своего отца.
Однажды ночью, когда разбойники вернулись домой после набега, Ганс вытащил свою дубинку, подошел к атаману и сказал:
– Я хочу знать, кто мой отец. Мать не говорит мне, поэтому я спрашиваю тебя. Если ты не ответишь, я тебя зашибу.
Засмеялся атаман и дал Гансу такую затрещину, что тот упал и под стол покатился. Он не заплакал и не проронил ни звука, а только подумал: «Ладно, пусть немного времени пройдет, а когда я подрасту, тогда берегись».
Вот прошел год, он вытащил снова свою дубинку, вытер с нее пыль, махнул ею из стороны в сторону и подумал: «Да, дубинка у меня хорошая и крепкая».
