В качестве места расположения для своего опорного пункта я избрал высоту 44,8. Ее местонахождение между железнодорожной линией и мостом – приоритетной целью немецких войск и бродом через Чернянку, на месте которого после войны поставили мост автомобильный, – по моей оценке, было почти идеальным.
Почти – это потому что вокруг моста по обоим берегам были нарыты окопы подразделения охраны, усиленные дзотами
[11] и проволочным заграждением в два кола, прямо просившие их занять, отчего я с сожалением отказался. Укрепления неплохо обеспечивали охрану и оборону самого железнодорожного моста, но не давали надлежащих возможностей по обороне района, в котором он находился.
Высота господствовала над всей окружающей местностью, сама местность была достаточно открытой, чтобы наши БМД даже могли выбирать, каким образом карать фашистских захватчиков: запускаемым через ствол ПТУРом, 100-миллиметровым осколочно-фугасным снарядом с добавкой 30-миллиметровыми бронебойными либо осколочным, а при хорошем настроении всего лишь ограничиться пулеметом.
Всего, что им там не хватало, так это окопов, ибо окопанная боевая машина стоит в бою трех-четырех неокопанных, а причем выковыривать ее из земли без артиллерии весьма даже сложно. С артиллерией же расход 122-миллиметровых артснарядов на подавление хорошего взводного опорного пункта с поражением тридцати процентов людей и техники, как я припоминал сведения, полученные в училище, составлял примерно сто пятьдесят-двести штук на гектар, немецких 105-миллиметровых – соответственно штук триста
[12]. И это без учета пристрелки.
При площади ВОП
[13] примерно в три гектара немецкая батарея должна была расстрелять весь свой возимый боекомплект, выбив у меня несколько человек и, если сильно не повезет, одну боевую машину. Я очень сомневался, что немецкие артиллеристы возили при себе более сотни снарядов на ствол, вероятнее даже штук шестьдесят, не более. Батареи, насколько я помнил, у них были четырехорудийные, соответственно при обработке моих позиций даже дивизионом потери обещали быть вполне приемлемыми и взвод сохранял бы боеспособность.
Впрочем, фактор «золотого выстрела» в наших условиях стоило принимать во внимание, да и противнику не стоило бы оставлять из будущего даже мелкой монетки, поэтому зарытые в землю БМД должны были снять фактор везения фашистских артиллеристов практически полностью.
Железнодорожный мост стоял в двухсотпятидесяти метрах от вершины высоты, брод находился чуть далее – позиции лучше найти было просто нельзя; даже без занятия позиции на господствующей высоте, наш (правый) берег был сам по себе выше левого, который вдобавок был еще и пологим. Десятки устилающих луговую траву трупов в мышиных мундирах, как мне виделось, обеспечивались данной позицией без вариантов.
После краткого митинга в кустарнике на заднем склоне высоты, где я для поднятия политморсоса основательно объяснил личному составу свой замысел легализации у предков и обоснования для принятия именно данного варианта действий, взвод приступил к устройству опорного пункта. К моему полному удовлетворению личный состав поддержал решение дать бой практически единогласно, включая Петренко и старых контрактников, водителей из взвода МТО.
* * *
Согласно моему замыслу, КамАЗы я спрятал в лесу за высотой 44,8. Бронетранспортер гранатометчиков получил позицию в кустарнике, на обратном скате высоты прикрывая опорный пункт с тыла. Кроме того, по необходимости на него возлагалась работа по транспортировке боеприпасов и эвакуации к Петренко раненых.
Внутри опорного пункта боевые позиции отделений я расположил по тактическому гребню высоты, на полтора-два метра ниже вершины, с основным сектором обстрела второго парашютно-десантного отделения в направлении моста и идущей к нему железнодорожной насыпи, третьего ПДО в направлении брода и первого отделения по фронту. С запасными секторами огня в направлении моста и брода одновременно.
А вот идея подчинить себе подразделение войск НКВД, охраняющее мост, умерла едва родившись. Укрепления неплохо оборудованного опорного пункта были брошены. Судя по еще теплым углям в блиндажной буржуйке, красноперые
[14] снялись ночью либо ранним утром. Насколько можно было сделать выводы из увиденного, связь и отслеживание обстановки у войск по охране тыла фронта
[15] были поставлены несравненно лучше, чем у армейских коллег.
Свой окопчик – КНП
[16] взвода – я наметил ближе к вершине, рядом с окопом АГС-17. Расчет «Корда» остался вместе с БТР-Д, в моей ситуации было бы глупо оставить одну из четырех боевых бронированных машин подразделения без вооружения, поэтому крупнокалиберный пулемет оставили на вертлюге бронетранспортера.
Картинка при наблюдении с высоты от «старого» времени отличалась не слишком. Воды Чернянки, кустарник и высокая трава лугов вокруг, линия леса и пшеничное поле по нашему берегу за высокой насыпью железной дороги, дубовая роща ещё в нескольких километрах к югу…
Собственно, основное отличие пейзажей было в проволочных заграждениях, линиях траншей и холмах дзотов опорного пункта у моста, в наличии впереди за рекой поредевшей в будущем до группы деревьев рощицы у железки и линии леса, отделённой от нее просёлочной дорогой. Ну и, пожалуй, рощи Дубовой на юге, которая, как мне показалось, за послевоенные годы изрядно разрослась.
После того как наводчики-операторы, используя тепловизионные каналы прицелов, тщательно осмотрели местность перед нами и никого не обнаружили, я определился с позициями и распределил сектора обстрела, после чего отделения и командир взвода вместе с ними немедленно начали зарываться в землю. Врага мы должны были успеть встретить, полноценно окопавшись.
Согласно положениям последнего «пехотного» Боевого Устава, при оборудовании опорного пункта в условиях непосредственного соприкосновения с противником в первую очередь расчищаются секторы обстрела; во вторую – отрываются одиночные окопы для спешившегося личного состава, которые позже соединяются траншеей; в третью – оборудуются окопы на основных боевых позициях боевых машин.
