Так что в искренность печали Гуэня я не верил ни на грош, как и в наличие у эльфа так называемого стокгольмского синдрома. Так что его ужимки вовсе не заставляли меня расслабиться и потерять бдительность, а производили обратный эффект.
– Сто-о-ой! – раздался властный голос, когда ворота с громким стуком закрылись за нами, а мы, преодолев почти десятиметровую арку, выложенную искусно обработанными каменными блоками, выехали в небольшой каменный мешок, зажатый между внешней и намного более высокой внутренней стеной.
Даже не разбираясь в особенностях местного зодчества, можно было с уверенностью сказать, что это была древняя кладка дворфов, а внешняя стена – скорее всего, человеческим новостроем. Несмотря на нестандартное, можно сказать – подгорное расположение замка, насколько я мог видеть, особенности внешних фортификационных сооружений практически не отличались от тех, что были известны у нас на Земле веке этак в двенадцатом-тринадцатом.
Хоть я и вырос в довольно обычной (по моим меркам) московской семье врача-гинеколога какой-то там элитной клиники и безработной домохозяйки, мой дед со стороны биологического отца был самым настоящим олигархом. Что, естественно, несмотря на недовольство мамы и к вящей радости Ипполита, не могло не сказаться на уровне нашего благосостояния.
Так вот, где-то с начала двухтысячных, под влиянием Алины, новой супруги моего папани, дед вдруг проникся искренней любовью к отечественному и международному ролевому и реконструкторскому движениям. Выкупив по каким-то там серым схемам несколько десятков гектаров земли недалеко от Шереметьево, организовал в этом месте нечто вроде научно-исторического центра «Гиперборея», рая для археологов-экспериментаторов, реконструкторов всех мастей и даже вездесущих толкинистов, которых на территорию комплекса пускали только при соблюдении ими определённых условий.
Возглавила «Гиперборею» сама Алина Нечаева, хоть и пропадала большую часть года где-то в родной Франции. Помимо научных работ и небольшого частного института, «Гиперборея» имела гигантский игровой полигон с лесами, полями, конюшней и ипподромом, деревушкой в стиле фахверг, а также рыцарское ристалище, имелся самый настоящий средневековый замок норманнского типа. Так что я – частый гость «Гипербореи», прекрасно ориентировался в подобных укреплениях.
Сейчас мы находились в так называемом «мешке», пространстве-ловушке, причём самого что ни на есть простого типа, иногда устраиваемом с целью подрядить атакующие сквозь пробитые тараном ворота ряды противника. Хотя по сравнению с богатствами «Нечаевского замка» здесь всё было как-то бедновато. Многочисленные бойницы для стрелков в стенах, пара защитных пилонов, поворотные котлы над вратами, в которых во время осады должны были кипеть смола или масло, немногочисленные осадные машины, два скорпиона на передовой и одна баллиста. Вот и всё, что мог предложить напавшему на него войску Коттай Дунсон. К тому же, похоже, что это место использовали ещё и как задний двор, куда выкидывали весь временно не нужный хлам из внутренних помещений.
– Привет, Лех! Старина! – широко улыбнулся эльф, притормозив Гобика, и приветственно взмахнул рукой приближающимся к нам людям. – Как ты тут без меня?
Пять натуральных средневековых воинов шли к нам от приветственно распахнутых и, похоже, давно уже не закрывавшихся внутренних ворот. Четверо из них, обряженные в некое подобие бригантин с надетыми на голову стальными касками, похожими суповую тарелку были вооружены небольшими топориками и полутораметровыми копьями. Внешне они производили довольно удручающее впечатление, особенно если сравнивать их со встреченными ранее воинами со Святой Земли, а осунувшиеся, бледные лица говорили о явном недостатке солнечного света.
Другие двое – те, что вышагивали перед ними, выглядели намного более представительными персонами. Первым шёл суровый мужчина с сухим лицом и длинными свисающими ниже подбородка усами, в кольчуге до колен, бармице, тряпичном табарде и кольчужных чулках, заправленных в невысокие мягкие сапоги со стальными пластинами. На поясе у него болтался прямой меч с простенькой, слегка изогнутой гардой и рукоятью строго под один хват. Если бы не ярко-оранжевая накидка с изображённым на ней то ли бобром, то ли кротом, он производил бы впечатление этакого классического брата-тамплиера века этак начала двенадцатого, когда орден рыцарей Храма был ещё беден, но уже представлял собой существенную военную силу.
Его спутник был сильно моложе. Этакий паренёк почти моего возраста с простоватым лицом деревенского увальня, однако закованный в некое подобие латных доспехов – стянутых ремнями тяжёлых кованых пластин явно кустарной ковки, более-менее облегающих фигуру и прикрывающих жизненно важные органы. Из-под них выглядывала добротная кольчуга, а на боку висело нечто замотанное в толстую серую ткань, покрытую маслянистыми разводами.
В руках люди держали нечто, которое я издалека принял за факелы, которые я видел на стенах, но в действительности это оказалось что-то наподобие электрической лампочки, вкрученной в оформленную резьбой и металлическими кольцами длинную деревянную дубинку. Во всяком случае, светящийся шарик на её широком конце никак не мог быть обычным огнём.
«Магия… – как-то отстраненно подумал я. – Обычный магический факел, какие можно встретить в некоторых компьютерных играх. Чему, собственно, тут удивляться».
– Лучше, чем при тебе, – беззлобно огрызнулся усач, подходя к упряжке и похлопав мутанта по круглому боку. – Кто там тебя с Борсоном обидел-то? Знаешь?
– Ну как не знать. Люди и краснолюды шевалье Нирра Бахат Бенерджи, – противно улыбнувшись, эльф резким, но незаметным для воинов движением высвободил свою ступню, тут же шустро и легко спрыгнув с козел, замысловато поклонился своему собеседнику и только тогда ответил на крепкое рукопожатие.
От немедленного приведения смертельного приговора в исполнение эльфа спас тоненький голосок из-под намотанной на манер шарфа бывшей чадры, под которой отныне покоилась обратившаяся в цепочку змейка.
– Юна думает, что он тебя не предаст.
– С чего это ты взяла? – одними губами переспросил я, одновременно сбрасывая излишнее напряжение мышц и ловя на себе хмурый взгляд усача.
– Я не знаю… – ответила мелкая ламия после секундного молчания, – просто чувствую и всё. Юна просит верить Юне!
– Ну… если Юна просит… – задумчиво произнёс я, рассматривая молодого парня в доспехах, всё время косящегося на одну из двух прилепленных к стенам расщелины башен.
– Совсем озверел дурной святоша… в приграничную зону лезет, – жаловался тем временем эльф. – Они нас на Белой Петле догнали. Документы, то-сё, смотрю, а они уже моих ребят режут.
Странным был этот разговор. Контрабандист, похоже, врал напропалую и не скрывал этого, а его собеседник, демонстрируя полное недоверие к его персоне, тем не менее важно кивал при каждом слове и даже не думал задавать каких бы то ни было вопросов.
– В приграничную, значит… – сурово пробурчал усатый, когда эльф наконец заткнулся.
Видимо, из всего словесного потока Гуэня он выделил даже не самое главное или как минимум правдивое, а то, что интересовало конкретно его. Потерев большим пальцем нижнюю губу, прямо под крючковатым носом и тут же пригладив встопорщившиеся усы, «тамплиер» крякнул и пнул мыском сапога какой-то мелкий камушек.
