Налоговая служба не станет ждать вечно, пока он выложит положенную сумму за наследство. Истина в том, что он не может себе позволить ждать, пока шум вокруг истории с домом уляжется.
— Ладно.
Он снова окинул ее острым, пронизывающим взглядом, водя карандашом по бумаге, а ей казалось, будто он кончиками пальцев прикасается к ее телу. Он как будто медленно раздевал ее.
Ей с трудом удавалось держать себя в руках. Очень хотелось погладить его по мускулистой руке, по предплечью.
— Вы слышали? Я сказал «ладно».
— Ладно? — У нее перехватило дыхание. Неужели он согласился? — Ваше «ладно» означает «да»? — спросила она. — Вы дадите мне шанс?
Наступившее молчание показалось ей бесконечным. Возможно, Дарий обдумывал, что скажет его адвокат. Вне всяких сомнений, его согласие означало, что он больше не сможет предъявить иск «Моргану и Блэку».
— Да, но с одним условием.
Ох-ох…
— Я дам вам шанс продать Хедли-Чейз при одном условии.
— Я согласна на все что угодно, — сказала она.
— Что, все так плохо? — спросил он, взглядом предупреждая ее о том, что ей стоило бы вначале спросить, что же у него за условие.
— Что угодно, если это законно, честно и прилично, — ответила Наташа, с трудом переводя дух. По поводу «приличного» она еще могла бы поторговаться… — У меня в самом деле все плохо, но я не дура.
Возможно…
— Что за условие?
— Я хочу, чтобы вы мне позировали.
— Позировала? — На какое-то мгновение она не могла понять, что он имеет в виду, но, когда он отвел от нее взгляд, она поняла, о чем он ее просил.
Во рту у нее пересохло.
— Чтобы я позировала? Как натурщица?
— Если вы спрашиваете, хочу ли я рисовать вас обнаженной, мой ответ — да, — сказал он прямо. — Я хочу рисовать ваше тело, а не вашу одежду.
— Ох… — Она зажмурилась. Ее снова обдало жаром. Потрясенная тем, как страстно ей этого хочется, она сжала кулаки, чтобы не начать раздеваться прямо здесь и сейчас.
Неправильно истолковав ее молчание, он сказал:
— Наташа, вы просите меня довериться вам. Хорошо, но тогда и вы мне доверьтесь.
— Доверие важно, — согласилась она, — но дело в том, что я не прошу вас раздеваться.
— А я не против, если вам так будет легче.
— Да… Нет! — Что с ней творится? Немыслимо! Ей бы возмущаться, а не дрожать от возбуждения при мысли о том, как он будет разглядывать ее прелести. Интерес у него не только профессиональный! — Вы попросили бы об этом, будь я мужчиной?
Он пожал плечами:
— Возможно. Будь вы красивым мужчиной… Наверное, он, как и вы, Наташа, предположил бы, что я желаю видеть в нем не только модель.
— Я ничего не предполагаю, — возразила она, но ее выдавал румянец на щеках. — Совсем недавно я узнала, что бывает, если смешивать работу и личную жизнь.
— Личную жизнь… С Морганом?
— С Майлзом? Боже упаси, нет!
— Значит, с Тоби Дентоном, который сейчас сидит за вашим столом и водит вашу машину. Он что же, и сердце вам разбил?
— Ох… Нет… — Наташа покачала головой. — У нас были не такие отношения.
— А какие?
— Я заранее знала, что долго это у нас не продлится. Я была слишком занята для чего-то серьезного. Кроме того, хотя внешне он вполне привлекателен, немного найдется женщин, согласных отойти на второй план ради регби. Сходить куда-нибудь, время от времени провести вместе ночь — вот что устраивало нас обоих.
— Значит, вы были не просто коллегами? И все-таки он вас предал.
— Да. — Хуже того, она никогда не узнает, получилось ли это случайно, или все было спланировано с самого начала и ее водили за нос, как дурочку.
— Что ж, спасибо за доверие, — не сразу ответил Дарий. — Кстати, уверяю вас: позирование — не удовольствие. Это довольно тяжелая, утомительная работа, от которой болят все мышцы. И вы правы. Работа и удовольствие — плохое сочетание. Хорошую модель найти трудно, поэтому я не осложняю отношения сексом.
— То есть… — Она замолчала. Ну да, он ведь только что сказал! Что ж, прекрасно! — Можно посмотреть? — спросила она, протягивая руку за его блокнотом. Ей больше не хотелось раздеться. — Что у вас получилось?
Он отдал ей блокнот, не говоря ни слова. Она стала разглядывать его рисунок.
Ее губы получились полными и манящими, изгиб шеи над воротником, линии ног, юбка, обтянувшая бедра… Ей точно пора на беговую дорожку. И глаза, выдававшие чувства, которые она испытывала, глядя на него.
— Теперь понимаю, почему некоторые первобытные племена считают, будто фотокамера крадет их души, — сказала она, потрясенная тем, что увидела на бумаге. Как у него это получается? Всего несколькими штрихами… — Я ожидала увидеть нечто другое.
Дарий прислонился к стремянке, скрестив руки на груди.
— А что вы ожидали увидеть?
— Не знаю, здесь просто я.
— Лишь то, что лежит на поверхности. Тот образ, который вы показываете миру. Я копну глубже.
— Вы не найдете там развитой мускулатуры, — предупредила она.
— В вас так много всего, Наташа.
— В детстве я болела, — ответила она. — И мама все время пыталась меня откормить. Я сбежала из дому, чтобы спастись от пирожных с заварным кремом. — Она посмотрела вверх на скелет лошади, затем на блокнот. Пролистала его назад, чтобы посмотреть, что еще там нарисовано, — просто, чтобы только не смотреть на него… Оказалось, что ее изображение почти на каждой странице. — Не понимаю. Вы не могли нарисовать все это сегодня.
— Да. — Его лицо ничего не выражало.
— Но позавчера… Вы видели меня всего лишь минуту или две, а это…
— Я только схватил образ.
Когда их взгляды встретились, оба подумали о возникшей между ними еще в кабинете Моргана подсознательной связи. Им показалось, что воздух вокруг них сгустился, и в студии стало темнее.
Она закрыла глаза, и по всему ее телу пробежала дрожь. Когда она открыла глаза, сквозь прозрачный потолок пробивался солнечный свет, а Дарий все еще ждал ее ответа. Он знал, что он будет положительным…
— Вы отольете эксклюзивную бронзовую статую — мою копию? — спросила она. — Вы выставите ее в галерее, как скаковую лошадь?
— Может быть. Если внутреннее содержание соответствует упаковке.
— Упаковке?!
— Очень красивой упаковке.
— Кажется, недавно вы говорили, что упаковка у меня слишком богатая, роскошная… Может, дадите мне пару месяцев, чтобы сбросить несколько лишних килограммов?
