Охваченная страстью, одолеваемая солнцем, чьи жар и свет падали сквозь лобовое стекло на колени и на грудь, Наташа закрыла глаза, чтобы удержаться от соблазна. Когда она снова открыла их, оказалось, что она лежит щекой на его плече и вдыхает его теплый аромат, и ее первым порывом было снова закрыть глаза и замереть в таком положении.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как Дарий посмотрел на нее.
— Должно быть, ты совсем не спала сегодня ночью. Немногие способны уснуть в «лендровере»!
Уязвленная, она неохотно выпрямилась.
— Я просто дала глазам отдохнуть, — сказала она, зевая, чтобы незаметно для него проверить, не потекла ли у нее по щеке слюна. — Все это время я обдумывала план.
— Конечно, — ответил он, ухмыляясь.
— Мозг лучше всего работает тогда, когда отключается подсознание, — сказала она, осознавая, что они съехали с автострады. Интересно, долго ли она спала?
Она ездила по навигатору, который вел ее по шоссе, но Дарий, знавший эти места как свои пять пальцев, свернул с главной дороги, огибавшей деревню Хедли. Когда она оглянулась по сторонам, чтобы понять, где они находятся, он снизил скорость и свернул на дорожку, почти целиком скрытую зарослями.
— Значит, мы подъезжаем с тыла? — спросила она, вспоминая карту и пытаясь сориентироваться.
Прямо под ними, справа, огибая редкие отмели, протекал небольшой ручей, он привел их прямо к заднему фасаду здания, и когда она, повернувшись, посмотрела вверх, то сквозь просветы между деревьями увидела высокие печные трубы.
— Главная дорога делает большой крюк и огибает деревню, — пояснил он. — Этот же путь известен только местным жителям, которые из уважения к владельцам поместья им не пользуются, да ребятам, которые иногда приходят сюда пострелять дичь.
Она посмотрела на него:
— Ты имеешь в виду браконьеров?
— Мой дед бы так их называл, — ответил он. — А я только благодарен соседям за то, что они держат под контролем популяции голубей и кроликов. Пусть за это иногда и ловят форель.
— Что ж, это, конечно, все очень по-добрососедски, но потенциальным покупателям может не понравиться, что в их владениях постреливают, — заметила она. — Если… Когда я найду тебе покупателя, кому-нибудь придется предупредить местных, что отныне им лучше охотиться где-нибудь в другом месте.
Он крепко сжал челюсти, но ответил ей так:
— Я попрошу Гэри все передать. Когда… если ты найдешь покупателя. Итак, потратив на это полночи и оставив сегодня утром мыслительную работу своему подсознанию, — начал он, — придумала ли ты что-нибудь, кроме странички в Фейсбуке?
— Я еще в процессе, — призналась Наташа. Она снова вспоминала их вчерашнюю близость и размышляла о том, как скоро они смогут вновь повторить их опыт. О своей карьере она совершенно забыла. — Мне нужна история.
— История? — Он затормозил и обернулся к ней.
— Успокойся, Дарий, я все поняла. Твое имя нигде не будет упоминаться. Клянусь, — добавила она, медленно начертив пальцем большой крест возле левой груди, отчего его глаза потемнели.
Его нога соскользнула с педали газа, двигатель заглох, и только его мерное тиканье прорывало плотную, почти физически ощутимую тишину, повисшую между ними.
— Ты в большой беде, Наташа Гордон, — сказал он. Его лицо потемнело, глаза мерцали огненным светом.
— Это что, обещание? — спросила она. У нее перехватило дыхание.
Щелчок отстегиваемых ремней безопасности прозвучал, словно выстрел в тишине. Его руки оказались у нее на талии, и, сама толком не зная, как это произошло, через мгновение Наташа уже сидела у него на коленях, не в силах оторвать взгляд от его губ, о которых она не переставала думать с того самого мига, как впервые увидела его.
— Вернее, я в большой беде…
— Разговоры, одни разговоры… — пробормотала она. Их лица сблизились; она высунула кончик языка, провела им по его нижней губе и тут же впилась в него страстным поцелуем.
Дарий откинулся назад, чтобы у нее было больше места.
Он был в приподнятом настроении с тех пор, как увидел ее утром перед домом в маскирующей все ее прелести одежде, с простой косичкой и почти ненакрашенную. Она изо всех сил постаралась выглядеть неброско, но ей не нужна была помада, чтобы подчеркнуть горячие пухлые губы, которые так и кричали: «Поцелуй меня!»
Ему почти удалось сдержать себя. Если бы он поцеловал ее еще у дома, они так и не уехали бы из Лондона, а ему хотелось все-таки добраться до Беркшира. У него неплохо получалось концентрировать свое внимание на дороге, пока они ехали по автостраде, но затем она заснула прямо у него на плече, ее губы чуть приоткрылись, выбившиеся из прически волосы щекотали его шею. От нее шел жар.
— Тебе надоело говорить, Сахарные Губки? — спросил он. — Тогда действуй!
Ей не нужно было повторять дважды. Она зарылась пальцами в его кудри, на губах заиграла хитрая кошачья улыбка. Она словно взяла его в плен. Ее губы дразнили его, то покусывали, то отпускали, приглашая в игру.
Он наслаждался тем, что ее груди прижаты к его груди, она ерзает у него на коленях, еще сильнее возбуждая его.
Нет ничего более возбуждающего, чем женщина, настроенная на удовольствие, и он, положив руки ей на бедра, только поддерживал ее, чтобы она смогла окончательно свести его с ума.
Это не заняло много времени. Футболка, едва доходящая до талии, задралась, когда она наклонилась к нему, и он закрыл глаза, вспоминая каждый изгиб ее прекрасного тела. Его руки, как будто по собственной воле, скользнули вверх, ощутили нежный шелк ее кожи. Он коснулся ее тонкой талии, переходившей в пышные бедра. Да, уж ее не назовешь «плоской, как доска». Он положил ладонь ей на живот.
На миг он затаил дыхание, но потом дотронулся до ее груди и почувствовал, как часто бьется ее сердце. Его пальцы медленно поднимались вверх по ее спине; он массировал по очереди каждый позвонок, остановившись только для того, чтобы расстегнуть застежку ее бюстгальтера. Когда он коснулся ее сосков, ее язык нащупал бьющуюся жилку на его шее.
Глухо застонав, он сорвал с нее футболку и бюстгальтер, отшвырнул все за спину. Она выгнулась, и у него перехватило дыхание. Он увидел, как затуманились ее глаза с огромными зрачками.
— Великолепно, — сказал он, взяв в руки ее полные груди, трогая затвердевшие соски. Нагнувшись, он провел по ним языком. Просто прекрасно…
— Дарий… — взмолилась она.
Он расстегнул молнию ее джинсов и приспустил кружевные трусики, охватил ладонями ягодицы и притянул ее к себе.
Он лизнул ямочку ее пупка, покрыл легкими, нежными поцелуями низ живота. Когда он взъерошил светлый треугольник волос, прикрывающий ее лоно, она застонала, требуя большего. Он хотел раздеть ее. Но не здесь. Ему хотелось лежать с ней на траве у ручья, купаясь в солнечном свете, пробивающемся сквозь листья на деревьях, любоваться солнечными зайчиками, играющими на ее коже. Он хотел прикоснуться к ее телу, запомнить каждый его изгиб. Быть внутри ее…
