Продолжение наступления требовало мероприятий, опасных для боеспособности и морального состояния войска. Требования к отдельным дивизиям становились чрезмерно велики, время, в течение которого некоторые из них должны были бессменно оставаться в передовых линиях боевого фронта, было слишком длительно. Хороших пополнений больше не было, и Верховное командование набирало людей отовсюду и составляло пополнения, считаясь только с численностью и не принимая во внимание никаких других соображений. Таким образом были выбраны все солдаты младших возрастов из восточных дивизий и переправлены на Западный фронт. Особенно сказывался этот недостаток в обученных артиллеристах: из батарей Восточного фронта были взяты все сколько-нибудь способные к службе люди.
Я того мнения, что именно эта переброска отдельных солдат из войсковых частей Восточного фронта на Западный имела роковые последствия. Большевистская пропаганда оказывала, несомненно, влияние на армию. Если старая дисциплина объединяла еще войска, если еще можно было положиться на войсковые единицы в целом, то уже нельзя было, к сожалению, помешать тому, что отдельные люди, недовольные тем, что их вырвали из своих частей и со спокойного фронта послали на новые бои, распространяли яд большевистских теорий, с которыми они познакомились на востоке. Таким образом проникали в армии, сражавшиеся на Западном фронте, элементы разложения, встречавшие особо благоприятную почву в солдатах, переутомленных длительными тяжелыми боями.
Подобно тому, как генерал Людендорф отказался признать, что после неудавшегося мартовского наступления германские войска потеряли последние шансы на победу, точно так же он закрывал глаза на грозные признаки на фронтах наших союзников. Хотя в апреле и мае турки еще могли отбивать атаки под Иерусалимом и удержали свои позиции, однако перевес англичан с каждым днем становился чувствительнее.
Маршал Лиман фон Сандерс ясно предвидел события, которые неизбежно должны были наступить осенью. Объяснив положение дел, он просил помощи, но Верховное командование не отозвалось. Так же мало внимания обратило оно и на многочисленные предостережения, шедшие с болгарского фронта. Для большого наступления на западе с македонского фронта были взяты почти все германские войска, составлявшие основу этого фронта, за исключением немногих батальонов. Несомненно, что германская победа на западе поддержала бы и болгарский фронт; но так как победы этой не последовало, то Верховное командование должно было по крайней мере летом 1918 года подумать о том, чтобы послать на болгарский фронт другие германские войска. Их было достаточно на Восточном фронте, и если даже дивизии Восточного фронта, состоявшие из ландвера и ландштурма, непригодны были для боев на Западном фронте, я уверен, однако, что на болгарском фронте они исполнили бы свой долг.
Так мы неминуемо шли к гибели. К тому следует прибавить, что в стране никто еще и не подозревал о серьезности положения.
Донесения Верховного командования об одержанной после мартовского наступления победе, почести, возданные лицам Верховного командования и участвовавшим в этих боях командирам, поселили не только в народных массах, но и в войсках уверенность, что все обстоит благополучно. Мы – и даже командующий Восточным фронтом – ничего не знали о тяжелых потерях, которых стоило это наступление, мы не знали, что Германия более не в состоянии их покрывать. Войска были убеждены, что в худшем случае западные армии сумеют удержаться на своих позициях. И мне положение дел стало ясно только в течение лета.
Заключение
Я хотел бы еще раз вкратце резюмировать мое мнение о перспективах Германии во время мировой войны и о причинах, по которым эти перспективы не оправдались.
В августе 1914 года мы должны были на западе разом выиграть войну, если бы мы вели ее сообразно первоначальному плану графа Шлиффена, то есть если бы мы, прорвавшись через Бельгию, усилили и удлинили правое крыло всеми имевшимися в нашем распоряжении войсками. То, что этого не случилось, что, наоборот, с правого крыла были взяты войска на восточный театр войны, является, несомненно, ошибкой Верховного командования первого состава. Однако поражение на Марне не должно было обязательно случиться. Дальнейшей ошибкой генерала Мольтке является то, что оно произошло. Критическое положение, в котором очутилась 2-я армия, не было ликвидировано энергичными мероприятиями; решимость 1-й армии справиться с создавшимися затруднениями переходом в атаку не была поддержана, а злосчастная отправка подполковника Хентша с неясным устным поручением и неопределенными полномочиями сделала возможным для самих французов непонятное «чудо на Марне».
После поражения на Марне можно было еще раз попытаться двинуть уже начавшие застывать в позиционной войне армии вперед. Это можно было бы осуществить, если бы было принято твердое решение перевести не менее десяти – двенадцати корпусов с левого фланга на правый и тут начать решительное большое наступление. Этот план, предложенный в свое время генералом Тренером, не был приведен в исполнение по вине Верховного командования второго состава. После этого выиграть на западе войну стало невозможным; нужно было искать развязки на востоке, где события в то время развивались таким образом, что обусловливали возможность успешной развязки. Поздней осенью 1914 года и летом 1915 года представлялись две возможности окончательно разбить русские войска. Обе эти возможности генерал Фалькенгайн упустил. Кроме того, на его же ответственности лежит наступление на Верден, неудовлетворительное ведение сербской кампании, нерешимость занять Салоники и отказ от общего наступления на Италию. После того как не были использованы возможности нанести такое решительное поражение России, чтобы довести дело до заключения мира, нужно было сознаться, что «по человеческому разумению» выиграть войну Германия уже не может. С этого момента все внимание имперского правительства должно было быть направлено на заключение мира на началах status quo ante
[2] а Верховного командования – на то, чтобы не терпеть крупных поражений и удержать занятые войсками территории. Я полагаю, что мы могли бы заключить мир на указанных условиях в 1917 году, если бы мы твердо и определенно отказались от Бельгии.
Как раз в это время, против всякого ожидания, произошло событие, которое еще раз дало шансы германской империи победоносно выйти из войны: это была русская революция, которая вывела из строя численно сильнейшего врага и дала нам на западном театре войны численный перевес, несмотря на то, что против нас было очень много противников.
Были две возможности использовать вновь создавшееся положение: или следовало решиться восстановить в России порядок, заключить с новым русским правительством дружественный союз, а на западе перейти к выжидательной тактике. Тут мы, конечно, не могли бы одержать крупной, решительной победы, но зато и сами не были бы побеждены; или же следовало сосредоточить все имевшиеся в наличности силы для большого решительного наступления. Генерал Людендорф избрал последний путь. Он хотел победить, но он не использовал все силы и ввел их в дело неудачно. Большой прорыв не удался; вместо того чтобы признать, что таким образом потеряны последние шансы на победу, вместо того чтобы с этого момента ограничиться исключительно обороной и побудить имперское правительство начать переговоры о мире, он упорно продолжал наступление, пока не истощил последних сил войска. Это привело генерала Людендорфа к необходимости требовать немедленного (в двадцать четыре часа) заключения перемирия и отдало беспомощную Германию во власть холодной ненависти Англии, фанатической мстительности французов и душевнобольного Вильсона.
