— Полностью поддерживаю твой восторг, — любезничал с нею Майкл. — Ты проводишь меня в комнату? — осторожно поинтересовался он.
Эй Джей помогла ему дойти, после чего он плотно прикрыл дверь.
— Ты хитростью заманил меня к себе, — объявила женщина.
— Что за странные мысли, леди, — укоризненно проговорил он. — Это ведь не первое наше свидание? Вспомни, Алиса. Ты сама заманила меня к себе.
— Когда это было? — удивленно спросила она.
— Когда я вызволял тебя из застенков Эль Джефе.
— Ну так ты вломился ко мне тогда.
— Ты не возражала. А потом мы несколько ночей спали, прижавшись друг к другу. Так почему бы тебе не остаться этой ночью со мной.
— Сейчас в этом больше нет необходимости. Нам не нужно согреваться, ночуя под открытым небом.
— Как это — нет необходимости?! Я, например, ощущаю острейшую необходимость в твоем обществе, Элис Джин Келлехар.
— Моя мама всегда покрикивала на меня: «Элис Джин!», стоило мне что-то натворить, — рассмеялась женщина.
— Как насчет пикника на завтра?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь. Пешая прогулка сквозь дебри, комары, муравьи, смертельная усталость к концу дня, — игриво напомнил ей Майкл.
— Нет-нет-нет, лейтенант Уэст. Ты хромаешь. Ты еще не выздоровел.
— Может быть, я останусь хромым на всю жизнь.
— Нет. Завтра — рано. Еще хотя бы сутки, — бескомпромиссно объявила женщина.
Каждую ночь ему снилась мать. Она звала или уходила, просила прощения или обвиняла, она постоянно страдала. Раньше Майкл не чувствовал этого страдания так отчетливо.
Фелиция стала для сына призраком, когда рассталась с отцом. Она стала призраком и для себя самой. Мама так и не научилась жить одна…
Майклу было четырнадцать. Отец отправился в командировку, Джейкоб был в колледже. Он остался дома с Люком.
Майкл и Люк взяли отцовскую машину и погнали по городу. На красный свет светофора, с превышением всех скоростных ограничений. Не удивительно, что через несколько кварталов раздались завывания полицейской сирены. Полиция иногда прибывает вовремя. Мальчики везли Фелицию в больницу. Копы тогда помогли. Женщину успели спасти.
Но после этого Фелицию поместили в тихое медицинское учреждение с железными оградами и яркими клумбами близ Хьюстона, пребывание в котором оплачивал их отец, Рандольф Уэст. Майкл так и не уразумел, рада она, что ее спасли, или не рада.
Психиатр, ведущий за ней наблюдение, сказал, что если бы весомая часть души матери не хотела жить, то она не позвонила бы сыну, не призналась бы в своем намерении. Но проблема в том, что эта часть существа Фелиции не была властна над другой, жаждущей мгновенного избавления от непосильного страдания.
Майкл многократно слышал признания своей матери в том, как она обожает Рандольфа и не представляет жизни-без него. Ей была невыносима мысль, что он может быть счастлив с другой женщиной. И Майкл не понимал такой любви, которая выкорчевывает из человека самое светлое — желание жить.
Он привык считать, что не знает и не понимает женщин. Наблюдая за Алисой, Майкл смутно догадывался, что и она не отпустила своего горячо любимого Дэна, поскольку бросила привычный уклад и поехала вместо него на край света со своей надуманной миссией. Но он хотел остаться именно с Алисой и именно после всего вместе пережитого. Только с этой мыслью к Майклу пришла уверенность, что-они-оба живыми выберутся из этой переделки.
Глава девятая
В деревне время течет иначе, чем в городе. Оно неторопливо и измеряется, скорее, периодом посева и сбора урожая, чем стрелками на циферблате часов с их неустанным бегом и тиканьем.
Глухие-места, подобные тому, в каком очутились Майкл Уэст и Элис Келлехар, не знают исписанных ежедневников. Здесь только рождественский пост заставлял сверять свой рацион с календарем, да приближающееся празднование Нового года, которое никого не может оставить равнодушным.
С нескрываемым удивлением Эй Джей обнаружила, что до светлого праздника Рождества Христова осталось двенадцать дней.
И десятки, даже сотни и тысячи миль отделяют ее от возможности зайти в магазин и купить подарки своим родным и близким. Эти мили ей придется преодолевать пешком, на колесах, по воздуху — с мужчиной, который становился ей дороже с каждой минутой. И поэтому она решила, что никуда не спешит.
— Ты тихая сегодня, — заметил Майкл.
Она посмотрела на него через плечо. Эй Джей разбирала провизию: фрукты, овощи, сыр, питье, хлеб…
— О чем думаешь, Алиса?
— О снеге. О местах, где он сейчас идет. О магазинах, в которых в это время толпится народ. О нарядной ели на центральной площади города…
— Сезонное обострение? — шутливо спросил ее Майкл.
— Верно, — кивнула она в ответ и грустно улыбнулась.
— Как бы ты готовилась к празднику, будь ты дома?
— Я уже много лет не встречала Рождество у своих родителей. Я обычно отправлялась к ним накануне Нового года. А Рождество мы традиционно праздновали в нашей церкви, в кругу прихожан.
— Полагаю, у тебя, как у жены пастыря, было много обязанностей?
— Да, суматошная пора. Но очень радостная. Это предвкушение всеобщего счастья, кажется, нисколько не потускнело со времен моего детства.
— Ты веришь в рождественское чудо, Алиса? — серьезным тоном спросил ее Майкл.
— Безусловно, я верю в чудо. Иначе не могла бы зваться католичкой.
— Нет, Алиса, это не вопрос догмы. Я хочу знать, веришь ли ты, что чудо может произойти в Рождество именно с тобой? Веришь ли в свое персональное чудо, а не в недостижимое всеобщее счастье?
— Но почему ты меня об этом спрашиваешь, Майкл?
— Хочу знать, — ответил он.
— А как ты празднуешь Рождество у себя дома? — поспешила она сменить тему.
— Так же, как и все, полагаю, — неуверенно сказал Майкл. — Но мы обязательно собираемся в отцовском доме. Ада до сих пор любит побаловать нас, как маленьких. Придумывает подарки-сюрпризы, готовит вкусненькое, создает праздничную атмосферу.
— Ада? Ты произносил это имя в лихорадке. Причем очень тревожно…
— Ада была домработницей в нашем доме при жизни отца. Когда отца не стало, Джейкоб поговорил со мной и Люком, и мы сообща решили, что она останется жить у нас…
— Ада — больше чем домработница, раз уж ты о ней бредил. Я, например, подумала, что это твоя девушка или очень-очень близкий друг, — откровенно призналась Эй Джей.
— Совершенно верно. Ада для нас очень близкий человек. Член семьи, — подтвердил Майкл.
— Я понимаю, — пробормотала она и вновь задумалась.
