Майкл постоянно был на связи. Он получал самую свежую информацию о продвижении отряда боевиков.
Приближаясь к условленному месту, Майкл, видя, что большая часть процессии теряет силы, сказал, что теперь можно не торопиться. Но многие — по инерции предпочли побыстрее преодолеть оставшийся путь, словно надеялись этим приблизить момент избавления.
— Иди спокойнее, ты устала, — порекомендовал Алисе Майкл. — Или не верить, что я способен защитить тебя?
— Просто хочу скорее добраться до солнечного плато, — отозвалась она, задыхаясь. — Но если честно, то я очень устала. Ноги отнимаются, и руки отекли… Вот доживешь до моих лет, сам поймешь, — пошутила женщина.
— Зачем ты напомнила про эту смешную разницу в возрасте? Думаешь, это может повлиять на мое желание жениться на тебе? — рассмеялся Майкл.
Жители деревни расположились на залитом солнцем плато в ожидании вертолета. Возле Эй Джей присела сестра Констанция и спросила:
— Думаете о повстанцах или об американском военном?
Эй Джей улыбнулась в ответ.
— Он мой жених, — шепотом призналась она. — А вы не знали?
— Сложно не догадаться, учитывая, что вы так неразлучны.
— Обожаю его, — доверительно сообщила американка.
— Я не удивлена.
— Но, знаете… Что-то меня все же смущает, — неуверенно проговорила Элис.
— Не мне вам рассказывать, но, полагаю, не бывает истины без сомнений. Даже самые стойкие и просветленные из нас порой запутываются в своих мыслях и чувствах. В конечном итоге все мы служим Любви, истинной и незамутненной, — дружественно произнесла монахиня.
— Мое сомнение не позволяет мне принять решение, сестра. Он попросил моей руки… — Эй Джей задумалась.
— Но вас что-то тревожит, — продолжила вместо нее монахиня.
— Уж слишком быстро… Меня тревожит его поспешность. Я не нахожу этому объяснений.
— А если он из тех, кто, приняв решение, уже не сомневается? Сеньор Уэст производит впечатление именно такого человека, — убежденно произнесла сестра Констанция.
— Это несколько странно. Вы так не считаете? — спросила монахиню Эй Джей.
— Странным мне кажется ваше отношение, сестра, — твердо ответила та. — Я знаю множество женщин, которые мечтают о семье и не имеют рядом близкого человека. Я знаю также таких, которые готовы на любой подвиг ради того, чтобы любимый мужчина привел их к алтарю и подарил возможность называться женой. Даже если этот мужчина их мизинца не стоит, они обожают его беззаветно и не задают вопросов. Я не одобряю этого, но судить не берусь. Знаю лишь, что такова жизнь… Я слышала прежде, о чем вы с ним спорите, сестра. Но, видите ли, в наших краях часто гибнут люди. Так сложилось. Мужчину, который готов жизнь отдать за своих близких, мы безоговорочно считаем героем. Если бы мы имели возможность выбрать мир и братскую любовь, то, не раздумывая, сделали бы это. Но не мы устанавливаем мировые порядки. Поэтому просто благодарны тем, кто способен хоть чем-то нам помочь. Каждый должен делать то, ради чего он призван Господом на этот свет. Сеньор Уэст — прирожденный воин. Пастырям было бы некого наставлять на путь истинный, если бы не существовало таких людей, как сеньор Уэст, — сухо подытожила пожилая монахиня, глядя прямо в глаза Алисы.
— Возможно, вы правы, сестра Констанция, — неуверенным тоном произнесла Эй Джей.
— Просто представьте себя на его месте, представьте груз его ответственности, представьте, что вам приходится нажимать на курок, когда опасность угрожает кому-то из ваших близких, — посоветовала молодой женщине сестра Констанция.
— Я бы выстрелила. Но только это ошибочный путь, сестра. Ведь существует совершенно четкая заповедь, — негодующе заявила Эй Джей.
— Да, человек, который вооружается против ближнего и сознательно идет на истребление людей, подобен одержимому бесом. Он сам призывает свою судьбу, а вместе с ней и бесславный конец, — согласилась сестра Констанция.
— Я бы выстрелила, — глухо повторила Эй Джей, остекленело глядя в одну точку.
— Кто у вас погиб? — спросила ее проницательная монахиня.
— Мой супруг, — устало ответила Эй Джей.
— Как давно? — поинтересовалась монахиня, рассчитывая привести в чувство поникшую американку.
— Два года назад, — вяло добавила та.
— Как это произошло? — осторожно спросила сестра Констанция.
— Его застрелили, когда мы заехали в дежурный магазин. Молодчики решили ограбить кассу поздним вечером. Дэн понимал всю опасность ситуации и не стал бы оказывать сопротивление, хоть был далеко не труслив. Но у одного из грабителей, видно, не выдержали нервы, и он тупо пальнул в его сторону, удирая. Я видела, как Дэн падает на пол. Кровь хлестала из него. Он умер еще до прибытия «скорой помощи»… Но вы правы, сестра Констанция. Весь ужас в том, что, будь у меня в тот момент огнестрельное оружие, я, не раздумывая, застрелила бы того ублюдка, что посмел отнять жизнь моего супруга. Я сделала бы это, даже сознавая, что Дэна не вернешь. И это пугает меня, — искренне призналась Эй Джей.
— Мне очень жаль, моя дорогая. Искренне вам соболезную, — проговорила пожилая монахиня. — Но в вашем прошлом ключ к вашему будущему.
— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Эй Джей.
— Я хочу сказать, что вы достоверно знаете великую цену жизни, равно как и то, сколь легко ее отнять или потерять. Вы также знаете о власти рокового мгновения, способного затмить сознание, помрачить рассудок, забыть все высшие побуждения, заглушить голос совести… Вы должны делать выводы, опираясь на собственный бесценный опыт. Но не запирайте при этом свое сердце, не то рискуете стать механическим существом, бездушной ханжой, черствой моралисткой, каких обычно ненавидят.
Эй Джей внимательно выслушала сестру Констанцию и разрыдалась.
— Простите… Простите меня, дитя мое, — жалостливо проговорила та, гладя ее по волосам. — Я не хотела вас расстраивать.
— Вы ни в чем не виноваты, сестра. Я полностью с вами согласна… Просто я очень не люблю плакать, — горько улыбнувшись сквозь слезы, призналась американка. — Вы совершенно правы. Эти два года я прожила словно в вакууме. Все, что я делала, — это заглушала ненависть к убившему моего супруга человеку. Я убеждала себя, что способна по-христиански простить его и жить для того, чтобы приносить людям пользу, продолжая дело мужа. А на поверку старалась подавить боль, обиду, гнев. Поэтому уехала из нашего городка туда, где все напоминало о его жизни, а не о смерти.
— Вы не смирились с тем, что мужа больше нет.
— Не думаю, что с этим можно смириться, — сухо заметила Эй Джей.
— Вы не верите в промысел Божий? — тихо спросила ее пожилая монахиня.
— Верю… Но…
— Но? — вопросительно произнесла та.
